По мнению адептов наркотизации (а они не изобрели ничего нового за последние полвека), дурманящие средства, уводящие от действительности, употребляющиеся первобытными народами, служат неким средством усиления свободного творчества. Но это ерунда: на массивном уровне наркотики используются не для творчества, а для того, чтобы уйти в мир ярких, объемных иллюзий. Грибной дурман – некий аналог погружения в виртуальную реальность, доступный еще тогда, когда не было такой развитой компьютерной техники и возможности ухода в электронный «второй мир», в «мир Матрицы».
Пожалуй, можно только пожалеть о судьбе мира белых идиотов, превративших себя в новых дикарей и глотающих дурман – перед лицом сплоченных пришельцев. Добровольно превратиться в аналог населения Йемена и Африканского рога, поголовно жующих эйфорический, притупляющий голод наркотик – листья ката? Это сильно. Китайцам останется только веником вымести остатки белых с огромных по площади земель – и занять их.
Но, впрочем, вдохновители МР-2.0 и не ставят своей целью осуществление мечты анархических недоумков. Они – только расчистители пространства для совсем иного, отнюдь не анархического, проекта.
Следующая мировоззренческая иллюзия для «пехоты» новой мировой революции – пацифизм. Внешне – стремление к миру любой ценой, к ненасилию, к разоружению и к тому подобной чуши.
Опыт показывает, что пацифистская дурь хорошо служит одной цели: слому воли боевого духа народа, заражаемого пацифизмом. После чего он становится легкой добычей для хищных соседей. Хрестоматийный пример этого – пацифизм во Франции накануне 1940 года. Антивоенные настроения в декадентской Франции тридцатых, порожденные войной 1914–1918 годов, дошли до крайности, до маразма. Раздавались голоса: лучше стать рабами завоевателей, но не идти на фронт и не погибать. Мол, лучше проиграть, но зато не сражаться. Рядом с такой Францией существовала Германия, где пацифизм был уничтожен и вся мощь культуры и государства работала на воспитание воинственности, на культ силы, превосходства, экспансии. Пока французы посвящали свое творчество духовным самокопаниям, немцы воспевали танки, «мессершмитты» и белокурых бестий в их кабинах.
За несколько месяцев до вторжения немцев во Францию тогдашний властитель дум Франции, писатель Андре Мальро встретился с будущим премьером Англии Уинстоном Черчиллем и вышел от него с чувством почти презрения к британцу. Ибо Черчилль говорил не о каких-то высших духовных материях, а о том, что у Франции слишком мало боевых самолетов. Витающий в облаках интеллигент, Мальро тогда счел собеседника скучным и банальным. Всего лишь через несколько месяцев, когда Люфтваффе, подавив слабые ВВС Франции, превратились в кошмар, Мальро вспомнил Черчилля. Но было уже поздно.