И уже на четвертый раз такого аттракциона он не выдержал и отбросил сладкий зов заснуть опять. Его глаза снова оглядели жалкую посудину, грязную и искорёженную, затем посмотрел на все то же неизменное море. Мир, в который он попал, не был для него пугающим, его холодный вперемешку с разочарованием взгляд бесстрашно оглядел сначала все вокруг, а затем себя. Кровь, раны, рванная окровавленная одежда – все это не только его не удивляло, но и будто являлось для него чем-то обыденным. Правда, встать по-прежнему не было для него возможным, отчего его лицо побагровело, не от возникшей крови, а от ярости, к тому же зверской, и с нечеловеческими криками на весь океан, с болью по всему телу, в особенности в области ребер, он начал потихоньку вставать, непроизвольно поддерживая одной рукой те самые ребра, другой же, опираясь, поднимать свое тело.
Через несколько минут ада, точно побывав там, он сидел на кормовой части корабля, свесив ноги и устало уставившись вперед себя. Еще пара минут и он с тяжелым вздохом, но по-прежнему с равнодушием в голосе, тихо произнес:
– Опять… опять… и не повезло же мне выжить, все щадят меня, а зачем? Как встречу, обязательно задам этот вопрос.
Затем он сделал глубокий вдох, как можно сильнее выпрямил спину, отображая на лице всю сложность этого, выставил руки в сторону и полетел спиной назад, ни о чем не сожалея позже. Удар. И новый истошный вопль оглушил океан.
4.
Ему не хотелось вставать, он жаждал лишь одного, и это одно все его никак не посещало. Две вечно враждующие стороны в новой схватке сцепились в его туманном разуме, и то одна, то другая захватывала лидерство, стараясь приуменьшить значение своей соперницы. Тонна мыслей, безумная суматоха в душе и нескончаемая боль не давали ему уже, наконец, просто лежать, ни о чем не думая, отчего он захотел вновь напоследок перемотать дни назад, и как книгу, пролистать их у себя внутри.
Первым он представил своих друзей, а точнее друга и подругу, которая единственная отзывалась теплом где-то в глубине под грудой негатива, хоть и не долго. Волнами горя и скверны захлебнулась та приятная отдача от мысли о ней, ее светлый образ потускнел, а затем и вовсе не имел ничего общего со светом.
– Ты такая же, как и он, два сапога пара, два нищенских поборника своих эгоистичных ценностей. Ха, но если он не стеснялся показывать свой вечный эгоизм в целях исключительно личного обогащения, продолжая писать свои жалкие сообщения лишь в нужное ему время, то ты умело скрывала свое лицемерие под громадой заботы и постоянного дружелюбия, якобы заботилась, якобы волновалась в тревожный час, а на деле держала меня при себе, чтоб воспользоваться в нужный момент! Думала, я не вижу это… разумеется, я же, думаете, совсем придурок… это уже не имеет значения, мне не привыкать терпеть, зато, надеюсь, им хорошо. Хотя интересно, известно ли им истинное предназначение дружбы? Они наверняка недоумевают, куда это я запропастился, если вообще вспомнили обо мне. Увидеть бы их разочарованные лица, ух, сплошное наслаждение. А надо было слушать меня и внимать моим словам! Но нет, я же, думают, произносил их в шутку, не всерьез нес несуразицу, так пусть теперь подавятся моим отсутствием.