Из 2020 г. нам может показаться, что общество начало превращаться из идеологизированного в потребительское в 1980–е годы. И государству пришлось отпустить вожжи, разрешить кооперативы и торговлю на рынках. Однако в реальности как раз в 1986 г. началась борьба с нетрудовыми доходами: в условиях продовольственного дефицита запретили обогреватели в парниках и ограничили размер теплиц. За нарушения их даже сносили бульдозерами – так власть урезонивала частных огородников, неприлично разбогатевших за предыдущие 20 лет без всяких лицензий и налогов.
В Суздале, например, произошел апгрейд местного дореволюционного промысла – выращивания огурцов. Уже не требовалось строить громоздкие деревянные парники с остекленными рамами, им на смену пришли легкие проволочные конструкции, обтянутые полиэтиленовой пленкой. Появились частные «жигули» и «москвичи», бензин стоил копейки, развитая сеть дорог приводила суздалян на колхозные рынки Владимира, Иванова, Костромы, Ярославля и всего Подмосковья. Даже скромный огород в шесть соток приносил по 2,5–3 тыс. рублей чистого дохода за сезон, а у людей и по 30 соток под парниками прело. К концу 1970-х Суздаль чем–то походил на американский Средний Запад: перед каждым домом машина, лужайка, кресло–качалка.
Когда в 1987 г. разрешили кооперативы, рынки уже на следующий день оказались завалены джинсами–варенками, штанами–бананами, лосинами, пуховиками–дутиками и снегоступами кустарного производства. Хотя открытие фабрики – дело хлопотное и долгосрочное, одни бумаги по полгода собирать. Однако сотни производств давно полулегально работали «налево», «в третью смену».
При средней зарплате в 180 рублей советскому человеку было бы непросто купить автомобиль «жигули» за 9 тысяч. Однако на них записывались в очередь – народ еще и доплачивал, чтобы получить «красавицу» побыстрее, потому что у половины страны имелись «нетрудовые доходы», «халтуры» или «шабашки». И это без учета банального воровства через метровые дыры в заборах. Мне рассказывали, как в 1970–е народ по ночам на катерах подплывал к ленинградскому пивзаводу «Красная Бавария» с канистрами и собственными вентилями, чтобы слить пивко из чанов, пока храпели подпившие сторожа.
Моряк загранзаплыва считался не просто выгодным женихом, привозившим на продажу свитерок и пару пластинок. Многие были самыми настоящими контрабандистами, таскавшими товар мелким оптом и под заказ. Один мой знакомый механик брал коробку импортных сигарет, красил ее в защитный цвет, писал красной краской «Распределительный бак» и вешал в машинном отделении. И его ни разу за 15 лет не поймали. Фирменные пластинки с западной рок–музыкой стоили 60–70 рублей. В юности я побывал в гостях у дилера и лично видел длиннющие полки от стенки до стенки, заполненные винилом в три ряда.