– Не расскажете?
– Поверьте, это не то, что вы хотите услышать.
– И все же.
– Ну, ладно. Рождественский день. Мне семь лет, в комнату входит мать, я сижу на полу и играю с подарками. Она злится, кричит на меня за то, что я устроил такой бардак. Заставляет сходить на кухню и принести тяжелую деревянную ложку. Потом спускает с меня штаны и бьет. В нее будто демон вселяется. Она бьет и бьет, пока ложка не ломается.
Потом запихивает в чемодан мои вещи, выволакивает меня на улицу и говорит, чтобы я искал себе другое жилье. Я простоял там почти три часа, дрожа от холода. Понятия не имел, как быть, не понимал, что должно произойти. Потом решил, что матери всегда так поступают с детьми, которые им больше не нужны. Я просто ждал и надеялся, что кто-нибудь пройдет мимо и заберет меня с собой.
Прошло три часа, уже больше часа, как стемнело, я замерз и хотел есть. В конце концов, я подошел к двери и постучал. Она открыла только через пять минут. Встала в дверях и уставилась на меня. Потом спросила: «Чего надо?»
Я невнятно спросил, можно ли мне вернуться, если я пообещаю хорошо вести себя.
Не сказав ни слова, она развернулась и ушла в дом. Но не прогнала, не захлопнула передо мной дверь, и я расценил это как приглашение войти. Прошел в свою комнату, забрался под кровать и уснул.
Ну и как вам такая рождественская история? – поднял я глаза.
Журналистка с ужасом глядела на меня.
– Хорошо. Наверное, этого хватит. – Она торопливо сгребла все свои вещи в сумку и накинула пальто. – Спасибо. Материал выйдет где-то за неделю до Рождества, – и выскочила на мороз.
«Издатель меня возненавидит», – пронеслось вдруг в голове.
Читатели знают меня под псевдонимом Дж. Черчер. Полное же имя звучит так: Джейкоб Кристиан Черчер, или Иаков Христианский Служитель[1]. Только в старших классах до меня дошла вся его нелепость, и я тогда подумал, что, видимо, родители просто пошутили: бывают же такие чокнутые, которые называют детей Айма Хогг[2] и Робин Грейвс[3].
Кристиан Черчер. Джей Си Черчер. Вдвойне глупое имя, потому что родители ни разу не водили меня в церковь.
Вы наверняка думаете, будто автор любовных историй должен быть и сам хорош в делах сердечных. Отнюдь. По крайней мере, не в моем случае. Возможно, это как раз тот самый классический пример, когда человек учит (ну, или, как я, пишет), а сам смыслит в этом не больше, чем свинья в апельсинах, – к тридцати четырем годам в моей жизни была лишь сплошная череда неудачных отношений. Но я не сдавался.