Разделась полностью, смирившись с мыслью, что даже при моей попытке запереться, жалкая старая щеколда не удержит аморального наркомана, возжелавшего плоти. Странно, воду вроде не включала, а раковина в каплях… ладно, пореву, пока стираю с себя грязь этого вечера. Скоро позвонят родители и голос не должен дрожать.
Едва я успела забыться под струями воды, как в дверь постучали.
– Я не закончила! – Самой тошно от отчаяния в голосе.
– Я не захожу. Ты наверняка проголодалась. Я собираюсь заказать суши и пиццу. Ты какие любишь?
– Мне все равно.
– Ты уверена?
– Вполне.
Вот парень! Какую модель поведения он вообще использует? Есть ли вообще модель поведения для таких неадекватов? Насилующих, но потом заботящихся? Хотя едва ли это можно назвать заботой обо мне, скорее он заботится о своих собственных чувствах и свободе.
Прохладная вода приятно остудила лицо, и слезы кончились. И надевать спортивки расхотелось. И, выйдя в итоге из спальни с чуть подсушенными волосами, увидела согнувшегося от смеха Сашу.
– Кигуруми-единорожек? Это!.. – и вновь лишь смех.
– Рада, что у тебя хорошее настроение, – поморщилась. Да, кигуруми по своему обыкновению чуть нелепы, но уютны и милы. – А теперь заткнись. Мне надо с родителями поговорить.
– Суши скоро принесут, поговори от меня.
– Я не хочу к тебе.
– Давай мы не будем начинать сначала?
– Так свали. Я чувствую себя неплохо относительно всей ситуации, резать себя не собираюсь, писать заявление – тоже. Свободен, вали на все четыре стороны, укуриваться и глотать таблетки.
– Я не наркоман, – серьезно заявил Саша, явно в это веря. Я хмыкнула.
– То есть ты был не под чем-то, когда изнасиловал меня?
– Был. Но это не значит, что я наркоман.
– Ты принимаешь наркотики, ты – наркоман. Еще и агрессивный.
– Ты смотришь на все однобоко.
Я вздохнула.
– Уйди, пожалуйста.
– И ты со мной.
– Ты невыносим! – злые слезы вновь подступали, но я проглотила ком в горле, родителей нельзя волновать.
– Идем?
– Я возьму учебники.
У Александра был удобнейший рабочий стол. Из темного дерева, просторный, с множеством ящиков и полками над ним. На нем стоял явно дорогой малахитовый письменный набор с позолоченными письменными принадлежностями. Даже пресс-папье зачем-то включили. Саша щедро разрешил им пользоваться, но шикарная ручка с золотым пером видимо предназначалась лишь ставить размашистые подписи, а не писать сочинения на три страницы.