Чего никогда не было раньше.
Взрывная волна его тяжелой энергетики отшвырнула меня обратно на несколько шагов.
– Что это? – по слогам отчеканил он, словно маленькому ребенку с проблемами развития. Голос едва ли не срывался на рык.
– Это… – сглотнув вязкий ком, я откашлялась, а после выдохнула: – Это мое заявление об увольнении.
Секунды Его молчания казались мне тяжелым бременем, ложащимся на плечи неподъёмным грузом. Будто какая-то изощренная пытка, когда тебе безостановочно капает на голову капля воды. Снова, снова и снова… А потом вдруг хочется кричать от страха, молить о пощаде. Или рассмеяться и выпалить: «Это была всего лишь шутка! Забудем это глупое недоразумение…»
Подперев двумя пальцами подбородок, Шульц сощурил глаза и многозначительно прошептал:
– Кажется, я все понял.
Громко сглотнув, мне показалось, словно эхо разнесло этот звук по всему пространству. Я не слышала биение часов или других посторонних звуков. Лишь собственное сердцебиение и дыхание.
– Ты, Браун, очень хитра, – с явным негодованием рявкнул мужчина, подаваясь вперед. На губах его появилась хищная ухмылка, не предвещающая ничего хорошего. – Тебе нужна прибавка к зарплате, и ты решила зайти издалека.
Он не спрашивал. Он констатировал.
– Я… – Шульц остановил меня ладонью, и я послушно замолчала.
– Ты же знаешь, что я терплю рядом исключительно прямолинейных людей, – тяжело вздохнув, босс откинулся на спинку стула и, сложив руки на груди, отвел взгляд к окну. Только тогда я ощутила, как жгут легкие от недостатка кислорода. Черт возьми, я ведь просто забывала дышать! – Сейчас я борюсь с желанием повесить на тебя штраф. Но… Учитывая твои успехи и самоотверженность делу, прощу подобное поведение на первый раз и добавлю двадцать процентов к текущей ставке, – кивнув своим мыслям, Шульц вернулся к столу, и его пальцы знакомо коснулись клавиш ноутбука. – Вопрос закрыт. Свободна.
Где-то внутри меня кричала та самая испуганная и неуверенная в себе Эмми, вторящая: «Уходи! Соглашайся!» Но я неожиданно для себя смело отмахнула страхи и осталась на месте.
– Нет, – голос казался на редкость звонким и уверенным. Лишь пальцы немного подрагивали, которые я предусмотрительно убрала за спину. – Я не хочу прибавки, я хочу увольнения.
– Двадцать пять процентов, – все тем же ровным голосом добавил Шульц, будто мы обсуждали типичные рабочие вопросы. Легкое оцепенение навсегда спряталось под маской тотального равнодушия и деловой собранности. Я продолжала молчать, что заставило мужчину продолжить «игру»: – Тридцать. И это мое последнее слово.