Миновав двор, Лиззи заметила Эндрю, который стоял на одном колене перед теплицей, что-то ища среди инструментов в своем ящике. Услышав ее шаги, он поднял голову, и на миг глаза их встретились. Лиззи тут же отвернулась и пошла быстрее, направляясь к той части сада, где Альтея некогда разводила полевые цветы. Там, среди гущи сорняков, она заметила несколько ярких распустившихся бутонов и подумала, что было бы неплохо несколько цветков поставить дома.
Добыча оказалась невелика – ее не хватило бы на букет или цветочную композицию, но вполне можно было расставить по баночкам на кухонном подоконнике. Продираясь сквозь сплетение сорняков, Лиззи стала собирать веронику и дикую герань, шалфей и мускусную мальву, складывая цветы себе в корзину. Она была бы не прочь добавить к ним еще несколько васильков – их густая синева прекрасно бы контрастировала с насыщенно-розовым цветом фуксии, – однако васильков не встретилось ни одного.
Ей очень грустно было видеть именно этот сад таким запущенным. Альтея всегда питала к полевым цветам особую любовь, похожую на некое глубинное родство. Возможно, потому, что они так много давали и требовали взамен так мало. Для тех, кто шел их родовой стезей – которых непосвященные зачастую называли язычниками, – все в мире было наполнено разумом и полностью сознавало свою роль в священном Круге рождения, роста, жизни и смерти. Альтея находила в этом утешение: в приливах и отливах, в смене сезонов, что составляли их год. Ее поддерживала вера в то, что ничто не растрачивается впустую и не бывает бесцельным, что всему отпущен свой срок и есть свое предназначение, – и когда это время истекает и предназначение исполнено, их внутренняя сущность все равно продолжает жить, принимая некий новый смысл и новую цель.
Вот почему в роде Лун предпочитали, чтобы после кончины их пепел был развеян по собственной земле – чтобы частица их навсегда осталась жить в родной почве. Лиззи никогда особо не задумывалась над этим обычаем, однако ее утешало осознание того, что прах Альтеи навеки стал неотъемлемой частью той земли, что у нее под ногами. И все же эта женщина заслуживала намного большего, нежели этот наводящий тоску клочок земли, густо заросший сорняками.
Лиззи окинула взглядом клумбы. Не так уж много это и потребует – всего лишь пару-тройку часов да кое-какие инструменты. Может, это было и бессмысленно – так же, как починка теплицы, которой занимался сейчас Эндрю, – но почему-то ей казалось это чем-то очень правильным. В эту работу Лиззи собиралась сейчас вложить всю любовь и всю признательность к той женщине, которая ее вырастила и выпестовала, в то время как собственной матери не было до нее дела.