Где похоронено сердце - страница 7

Шрифт
Интервал



2.

С треском ломая сухой хворост, Дина подбрасывала ветки в пламя нещадно чадившего очага и с дрожью вспоминала свой сон, протирая слезящиеся от едкого дыма глаза. Вестей от преследователей все не было, и свекровь, не находившая себе места, обратила гневные взоры на еле ворочавшую деревянной лопаткой служанку, мать Мелеч, которая прошлой ночью не сомкнула глаз, укачивая двухмесячного сынишку, и теперь засыпала чуть ли не на ходу. Оттолкнув ее, старая Фатьма, бранясь, стала остервенело размешивать плотную кашу:

– Ну кто так пасту готовит? Ни на что не годятся слуги! Аллах! День прошел, а от наших-то ни слуху ни духу! Говорила я им, чтобы колодки на ночь не снимали! Теперь наткнутся на казаков – и что тогда?

Сильные натруженные руки с широкими мужскими запястьями, покрытые коричневыми пятнами и темной сеткой набрякших жил, крепко держали лопатку, тяжелый котел так и ходил ходуном. Слушая причитания свекрови, Дина украдкой бросала опасливые взгляды на раздвоенный рыхлый кончик носа, который двигался в такт ее словам, и рисовала в воображении картины, одна страшнее другой: втоптанное в пыль растерзанное тело, безучастно уставившиеся в бесконечную пустоту высокого неба синие глаза…

Было уже за полночь, когда ее разбудили крики и топот копыт. Набросив на себя платье, встревоженная, она шагнула за порог и чуть не столкнулась с мужчинами, которые с усилием втаскивали в дом завернутое в бурку грузно провисшее тело. Неловко толкаясь и наступая друг другу на ноги, они втиснулись в узкую дверь и осторожно положили свою ношу на кровать – пламя поспешно зажженной свечи выхватило из темноты пепельно-серое лицо мужа, неподвижно распростертого на пропитанном кровью войлоке. Заросшие огненно-рыжей бородкой круглые щеки старика опали, белки под закрытыми веками беспокойно вздрагивали, на животе зияла глубокая рана, едва прикрытая обрывками окровавленной одежды. Ворвавшись в комнату, Фатьма взглянула на сына, рухнула на колени и, в кровь раздирая себе лицо ногтями, завыла, широко разинув черный рот:

– А-а-а, сын мой, Кази-Магомед! Проклятый урус!

В комнату набились прибежавшие на крики соседи. Один из преследователей, дальний родственник Кази-Магомеда Аслан, растерянный и мрачный как никогда, рассказал, что беглеца они не нашли, а на обратном пути наткнулись на казачий дозор, не замеченный в темноте.