– Если зайти на эту гору, – мрачно вполголоса вещал Алешка, – Если зайти на самую вершину, то бог разломит твою душу, как хлеб, и увидит в ней всё. И если он не найдет в твоей душе войроса, на который захочет ответить, то тебе уже никогда нельзя будет вернуться назад.
Со Спириного лица сползло выражение непроницаемого спокойствия. Он глядел на гору, которую видел каждый день, раскрыв рот.
– Сюда, к бабушке, нельзя будет вернуться?
– Нет…
– А к дедушке, в стадо?
– Нет! Вернуться нельзя будет никуда!
– Возьмите нас в индейцы, – сказал очень вежливо Коля, кося глазами в сторону Горы, – Мы туда не полезем. Там высоко.
Кандидатов приняли в индейцы по традиции – без всяких ритуалов и церемоний. И увеличившимся в числе племенем принялись ползать на четвереньках по плоским камням, собирая черные глянцевитые ягодки зассыхи. Дуди есть ягоду запретили, так как ее сок сильно пачкался, а они не хотели пачкать Дуди чем бы то ни было. Он сел в сторонке на шершавую каменную плиту, привычно подгреб к себе брошенные луки и стрелы, и стал завистливо-радостным взором смотреть, как старшие индейцы едят ягоду.
Когда Алешка ходил в детский сад, его там официально считали дебилом. Он не любил детский сад. Придя туда, он сразу садился на стульчик и не вставал с него часами, таращась по сторонам и ни с кем не разговаривая. Другие дети, как обычно, играли во всякие игры, но Алешка присоединялся к ним очень редко. Ему не нравилась примитивность игр и то, что дети постоянно нарушают ими же выдуманные правила. Например, стоило ему начать играть в войну с кем-нибудь из мальчиков, как тут же выяснялось, что Алешку могут убивать все, кому не лень, а он никого убить не может.
– Кхх! Кхх!!! – Кричал он врагу, выскакивая из укрытия с пластмассовым автоматом в руках, – Трататататата! Ты убит!
Это было честно. Враг не видел его, не успевал среагировать, не имел шансов спастись. Но матерый противник в мятых шортиках сначала падал на детсадовский ковер, потом вставал и с криком «А тут новенький!» убивал Алешку. Алешка тоже падал, но уже не вставал. Потому что ведь было бы совсем скучно играть в войну, зная, что ты – это бесконечные тысячи бойцов, которые всегда будут выскакивать «новенькими» и никогда не закончатся. Он лежал, прижимая автомат к груди, и смотрел в белый высокий потолок, представляя, как постепенно на черной пластмассе его оружия проступает ржавчина, как исчезает в земле и траве его солдатское мертвое тело, и как в конце концов от него остается лишь полузасыпанная песком пустая простреленная каска, одинокая и героическая.