***
Часть 1. Глава 4.
Друг мой. Часть моего беззаботного прошлого, которое было так безбожно утеряно. Забвенный мой, но не забываемый. Близкий мой друг, но такой далекий. Я в очередной раз посвящаю тебе письмо, которое никогда не отправлю. Ты слишком далеко, ты – в 12 годах от меня. Я измеряю нашу разлуку не в километрах, – ибо они ничтожная преграда, но в годах одиночества, – ибо они главная стена между нами, ставшая отвратительно крепкой и нерушимой. Эта ночь побуждает к признаниям, но я ограничусь нежностью, оставив за кадром все то, с чего бы и стоило начать этот монолог. Я ни в коем случае не страдаю. Я очень редко плачу. Я не жалею о прожитом. Все – мой выбор, и я вынуждена нести за него ответственность – но несу я ее гордо, с уверенностью в своей правоте. Мне стоило бы объявить о себе, чтобы облегчить свое сладостное одиночество, в которое я влюбляюсь каждый день, ибо влюбленность эта фатальная, и причиной ей – безысходность. Я не открою лица – оно скрыто под черной вуалью и я не расстанусь с ней даже в загробном мире. Я буду тайной твоей любовницей, о существовании которой ты давно забыл. Я буду фатумом, призраком и галлюцинацией. А ты – моим безумием, наркотиком и азартной игрой. И продлится это до тех пор, пока не сгорит мое сердце, пока не закипит кровь в моих венах и не возненавижу я весь этот мир ради того, чтобы каждой своей клеткой Любить тебя сильнее. Это продлится до того дня, пока гордость моя не перестанет иметь для меня такую ценность и я не упаду перед тобой на колени, умоляя избавить от разлуки. Но хотелось бы верить, что столь унизительное проявление моих пороков и страстей не настигнет меня, и я останусь при своей чести. Если только ты не посмеешь свести меня с ума своим строгим и глубоким взглядом. Но ты уже это сделал, и потому я пишу это письмо. Я знаю где ты. Я знаю о тебе очень многое. Я знаю где ты работаешь, с кем ты спишь и в каких заведениях ты проводишь свой обед. Я знаю количество твоих рубашек в клетку, я знаю какие сигареты ты куришь и в каком часу входишь в свой подъезд. Я одержима тобой, а ты даже не подозреваешь об этом. В моей шкатулке, под замком, ключ от которого я ношу на груди сотни писем, посвященных тебе. И словно смертная игла кощея бессмертного эта шкатулка хранится в двух коробках, которые в свою очередь хранятся в сейфе. В этих письмах слишком много откровения. Мой муж мне изменяет. Я имею право писать эти письма! Я не совершаю греха. Я относительно свободна. Я ненавижу кольцо на своем пальце. Я ненавижу портрет 7 летней давности на комоде в моей спальне. Я ненавижу кружевное белое платье, которое сдаю в аренду. Я ненавижу паспорт, в котором стоит печать о заключении брака. Но я никогда не ненавидела своего мужа. Для того чтобы возненавидеть кого-то – нужно чувствовать к нему прежде хоть что-то. А во мне этого никогда не было. Небо становится светлее. Скоро рассвет. Мне придется закрыть окно, чтобы шум дороги не нарушал моего покоя, и я буду вынуждена задыхаться. Я задыхаюсь от нежности. И слишком Люблю творчество Земфиры. Она может описать любое из пережитых мною чувств от «девочки с плеером» до безысходного «я искала тебя ночами темными». И это так ужасающе прекрасно! А еще я Люблю горький шоколад. Такой же горький как моя жизнь. Такой же редкий, как мои слезы. Такой же черный, как моя душа. Я Люблю все, что способно вызвать у меня эмоции, даже отрицательные. Люблю книги со смертельным финалом и табак, убивающий мои больные легкие. Все, что причиняет боль меня привлекает. Даже оружие. Я не стану учиться стрелять, ибо для того, чтобы пустить пулю себе в висок обладать искусно стрельбой необязательно. Я пьяна. Пьяна от чувств. Вина в моем доме нет, и никогда не было. Но мне удается опьянеть каждое утро, после бессонной ночи и долгих рыданий. Но сегодня без слез. Я пьяна от полного отсутствия сна и отдыха и немного от своей честности. Я не протрезвею пока не уверюсь в том, что письма спрятаны и ключ на моей груди. Ночь способна скрыть под своей темнотой и Любовь и преступление, но утренний свет обличает все тайны, поэтому я прощаюсь с тобой. Первые лучи уже падают на эти листы. Я ухожу. Но я непременно посвящу тебе еще десятки писем, прежде чем замечу следы старения на своем лице и покончу с собой. Навеки твоя, Марлена.»