– Перестань вопить! Дай-ка я посмотрю.
Он деловито прощупал пульс, оттянул веки, посмотрел глаза.
– Что… что ты делаешь?
– Ти-ха! – гаркнул он. – Я врач. Нашатырь есть?
– Нет. Нету нашатыря.
– Тогда неси холодную воду.
Илья поднял девочке ноги, и держал руками. Галя принесла воду.
– Протирай ей лицо водой. Можешь брызгать. Дверь на улицу не закрывай. А лучше ещё и окно открыть.
– Окна заколочены. Я ещё не отдирала доски. Тася!
Галя делала всё, как он сказал. Глазные яблоки Таси под веками задвигались.
– Может, скорую вызовем? – жалобно спросила Галя.
– Она уже приходит в себя. А нашатырь должен быть! – строго сказал Илья.
Тася застонала и открыла глаза.
– Ого-о! Какой вы огромный.
Илья аккуратно положил её ноги на пол и сказал:
– Чего это такая взрослая девица, а на полу валяешься? Чай не пять лет.
Тася прыснула.
– Таська, что с тобой? Ты ударилась?
– Я-а? – Тася попыталась приподняться, Илья помог. – Я пошла к двери, потому, что… а почему? Я не помню. Наверное, тебя долго не было, я пошла смотреть, где ты там. Точно!
– Ну, ну! Пошла к двери! А дальше-то что?
– А дальше… дальше я не помню. Открыла щеколду. И всё. провал.
– А раньше ты, девица-красавица, в обмороки падала? – спросил Илья.
– Не помню. Кажется, нет.
– Точно не падала. – кивнула Галя. – Не хочешь переместиться на диван? Или тебе на полу удобно?
Тася поднялась и пошла к дивану. И тут вспомнила. Как разговаривала с Ленкой, и та увидела какую-то тень у неё за спиной. А потом связь так странно прервалась, и сеть пропала. Тася, оставшись без связи, испугалась, и пошла искать мать. Но рассказывать она об этом не торопилась. Вынула из кармана сотовый, включила экран. Сеть была на месте. Полная шкала. Хорошая, устойчивая сеть.
Галя приготовила омлет, сделала бутерброды, сварила кофе, и позвала всех к столу.
– Хорошо! – сказал Илья, наевшись. – Сто лет не ел домашнего омлета. Мать не делает. Глазуньей меня пичкает. Зато из своих яиц.
– Точно! Яиц-то тоже можно было тут купить. А мы из города пёрли.
– Неопытные ещё. Научитесь. – хмыкнул Илья.
– Мама, что это?! – спросила Тася, глядя куда-то в угол круглыми от страха глазами.
– Что такое? Не пугай меня! – она проследила за взглядом дочери и замерла.
У стены, преспокойненько и мирно, стояла целая упаковка пакетированного молока. Все двенадцать пакетов. Нетронутых. Нераспечатанных.