Мне хотелось заткнуть уши руками, но внезапно я обнаружил, что не могу пошевелиться.
Так мы и замерли, стоя посреди комнаты.
А потом шепот затих. Я почувствовал облегчение, но оно было недолгим.
Почти сразу раздался плач младенца. Но и это было еще не все. Воспаленная фантазия создателя этого лабиринта не знала границ. На стене слева от нас зажглись огненные буквы. Надпись на стене гласила: «Младенец плачет, младенца надо успокоить. Спойте колыбельную песню, тогда оцепенение будет снято и дверь откроется».
– Ну и что вы об этом думаете? – спросил я, прочитав надпись и тут же сам ответил на свой вопрос. – Это же форменное издевательство! Лично я не собираюсь ничего петь!
Сначала нас заперли в этой комнате, которая вовсе не оказалась кабинетом Леандро. Впрочем, кто знает, может это действительно его кабинет. Но его-то здесь нет!
А теперь еще и требуют спеть колыбельную песню для орущего нам под ухо невидимого младенца!
– Я тоже не собираюсь. Вот еще! – сказал Марк.
– Ребята, хватит возмущаться! – сказала Берта.
– Нет, я буду возмущаться! Все, хватит! Я больше идиотские задания выполнять не буду! Не хочу я петь песню! Тем более колыбельную! – заявил Марк.
– Боюсь пока у нас по-прежнему нет другого выбора. Нам нужно играть по его правилам. – сказала Берта.
– Нет! Хватит играть по его правилам! Я не намерен больше выполнять никаких указов Леандро! – сказал я.
– И что же мы будем просто сидеть? – воскликнула Берта. – Мы даже шевельнуться не можем!
Плач невидимого младенца тем временем все усиливался.
Я с раздражением вздохнул.
– Ребята, давайте петь песню! – сказал Томас.
– Нет! Я сказал же, что не буду петь! Если тебе так сильно хочется, сам пой! Или что, ты не хочешь выглядеть по-идиотски в одиночку? – ехидно спросил Марк.
Томас насупился. Марк попал в точку.
– Ладно, черт с вами со всеми! – сказала Берта. – Я одна спою!
Берта запела мелодичным голосом колыбельную:
– Баю-баюшки-баю, не ложися на краю…
Однако младенца это не успокоило. Он еще громче закричал.
Марк не выдержал криков и тоже затянул.
– Баю-баюшки, баю, не ложися на краю! Придет серенький вол-чок, и укусит за бо-чок!
Марк пел ужасно!
Своим грубым голосом он не спел, а проорал эти слова.
– Марк, тебе просто противопоказано петь! – сказал я, морщась.
Младенец был того же мнения.
От этой колыбельной он разошелся еще сильнее.