– Н-да? Ну, расскажи то́, расскажи свое. Я ведь не мешаю.
– Еще бы ты мешал!
– Ну вот, опять – двадцать пять! Да говори ты, ради Бога!
– Мой дед, между прочим, вместе с генералом Григоренко крымских татар защищал, – с какой-то невесть откуда взявшейся запальчивостью будто обвиняет меня в чем-то Леха.
– А мой отец с Григоренкой в психушке сидел. Кажется, даже дружили. Ну и что?
– Я ничего про твоего отца не знаю.
– Возможно. Но ты не переживай – такое бывает.
– Ничего я не переживаю! Но я же сижу за журнал «В», это продолжение «Хроники текущих событий». Мы знали о всех приличных людях, кто сидел. Он у тебя что – энтээсовец?
– Естественно. Как и «все приличные люди». И меня в Союз принял.
– Так я и знал! Можно представить, кто он у тебя такой! Знаем-знаем мы ваш НТС… Разных там Укроп Помидорычей…
– Между прочим, отец мой умер. И убили его чекисты. Так что, если не хочешь осложнений, давай-ка лучше сейчас этой темы не касаться.
– Чекисты? Умер? Ну, извини… Этого я не хотел… Я не про него… Я вообще… Потому что НТС – это такая контора! Это уж известно…
– Я сказал: прекрати. И про НТС тоже. У нас еще будет время. Успеем. Еще полгода удовольствия с тобой в этом каменном мешке вдвоем сидеть. Твоими трудами, кстати.
– Почему это – моими?
– Но ты же сам признался, что мою ксиву вместе с летописью зоны не Руденке отдал, как я был уверен, а этому подозрительному Шевченке, Александр Иваныч который. Вот он тебя и заложил. А заодно и меня, понадеявшегося на тебя дурака.
– Во-первых, что это у тебя за дурнопахнущая манера говорить: «Шевченке, с Григоренкой, Руденке»? По-твоему, украинцы – люди второго сорта?
– Что за чушь! И при чем здесь чьи-то сорта? В русском языке, между прочим, фамилии на «-енко» положено склонять. Как, кстати, и в украинском.
– Откуда ты это взял?
– Из грамматики.
– Что это за грамматика такая? Нигде эти фамилии не склоняются.
– Но-но-но! Еще в 30-е годы только так и писали: «был у Короленки», «пил чай с Мироненкой». Открой любую книжку того времени.
– Мало ли, что в 30-е. Уже полстолетия прошло. Язык, между прочим, меняется.
– Не столько он меняется, сколько его менять пытаются. В народе да в провинции и сейчас так говорят. Да и в книгах даже в 70-х можно встретить. А моду на неизменяемость ввело хрущевско-брежневское хохляцкое окружение – то ли им уж очень хотелось звучать как-то пооригинальней, по-иностранному, то ли казалось унизительным, чтоб их сиятельные фамилии так вот просто склоняли. И вообще – я совсем не об этом говорю!