Как и каждую пятницу, Николай Николаевич свернул на тридцатом километре. Как всегда, проехал с километр по кривой дороге со старым неровным асфальтом, остановился и оглянулся. Трасса гудела и стонала, по ней двигался густой поток машин, висел сизый душный туман. Шум двигателей, шум колес, иногда гудки, обрывки музыки: Москва обреченно рвалась к дачному счастью. К семейной идиллии для лохов, у которых нет то ли денег, то ли умения «снять бабу», к шашлыкам со шлюхами для «умеющих жить». Летела, покидая мегаполис, его счастливая, обеспеченная часть – которая с машинами и с дачами.
Узкая старая дорога, на которую свернул Николай Николаевич, уводила от скопища в лесок, неровная, кривая и пустая. Разбитый асфальт заставил подпрыгивать колеса «мерседеса», ветки сосен проплыли совсем рядом; после лесополосы над дорогой встали высокие закатные облака – словно подсвеченные башни. Шумная трасса отдалилась, стало почти совсем тихо.
Несколько километров слева плыли бывшие совхозные поля, заросшие частым осинником. Пройдет тридцать лет – осинник станет высоким и редким, потому что некоторые деревья вырвутся вверх и закроют солнце остальным; большая часть молодых деревьев не сможет выжить и погибнет. Пройдет сто лет, и тут вырастет сосновый лес, как на картинах Шишкина. Такой лес и рос тут до того, как в московскую землю вломились славяне – работящие, активные, голодные. Славяне взмахивали топорами, сосны гулко рушились, от удара вздрагивала земля. А потом в землю вонзали изогнутую палку, гнали лошадь по влажной весенней земле, грачи выбирали червяков, в землю падали зерна пшеницы… Так продолжалось века, но теперь стало выгоднее привезти хлеб из Аргентины. Теперь тут опять будет лес. А справа всегда и был лес.
Николай Николаевич еще раз свернул – на этот раз с дряхлого асфальта на проселок. Шлагбаум, будка, надпись «Частная собственность», мужик в камуфляже у будки. Надо притормозить, опустить окошко «мерседеса».
– Все в порядке, Паша?
– Все в порядке… Здравствуйте, Николай Николаевич.
Кивнули друг другу, и все, можно ехать. Паша тоже удивляется, как и все – почему Николай Николаевич не заасфальтирует дорогу к своему загородному дому? Не удобно ведь, после дождей еле проедешь, сплошная докука… Денег невпроворот у мужика, а он как дурак машину гробит… Пусть удивляется. Пусть удивляются все… А ему так удобнее, и все.