– Нет, в этой тайге.
– Значит, всё-таки, в «Сгоревшей деревне»?
– Мои предки никогда не жили в деревнях и в городах – они жили в лесах.
– Да, я слышала: бабуля говорила, что ты таёжный и все твои родичи были таёжными, в землянках, в шалашах жили – леса охраняли. Лесниками, то есть служили.
– Лесниками они стали в последнем столетии.
– А тебе сколько лет?
– Много. Очень много, милая. Так много, что пора оставить этот Мир.
– Странно как-то говоришь: оставить мир. Ты удивил меня, конечно, тем, что жив… Извини, пожалуйста, но говорили, что ты сгинул, значить, умер. Не приходил же больше в Покровку. Но, как можно оставить Мир, просто так… – захотел и оставил? Самоубийство называется, или ты, что болен, чувствуешь смерть свою?
Дед улыбался и смотрел на Марусю, смеющими, добрыми глазами.
– А как наши предки до Греха жили? Они умирали только по доброй воле. Не умирали, а уходили умирать, насладившись Жизнью, – знали, что за Смертью – дорогу туда и обратно.
– Не может быть!? Я такого ни разу не слышала. Жил, был человек и вдруг, стукнуло в голову, пошёл умирать.
– Услышишь ещё, какие твои годы. Все узнаешь.
– Чудный ты какой! Как я могу узнать, если это не дано людям знать. Кто такой человек во Вселенной; кто его создал; для чего он на этой планете; в чём смысл Жизни? – эти загадки гадает человечество на протяжении всей Жизни на Земле, даже такое выражение есть – «разгадывать неразгадываемае».
– Но ведь ещё никто не доказал, что не было на Земле ответов на эти вопросы. Всё узнаешь…
– В той жизни что ли, куда ты собираешься?.. – Дед не ответил, и уже серьёзно смотрел на Марусю. Молчали они долго, она заговорила первой.
– Странно, но мне почему-то кажется, что ты не очень старый.
– Старый я – очень старый – должен уйти. Я почти ровесник двух веков. Мне дана была жизнь в тот день, когда твои предки пришли на эту землю. – Маруся закрыла глаза. Полежав так немного, ущипнула себя за бок в том мести, где её ладонь соприкасалась с телом, почувствовав боль, сказала:
– Столько не живут. Да, бабуля моя умерла, когда ей было около 90 лет. Она всегда говорила: «Я много живу, почти столько времени, сколько прошло в этом веке, но Дед Солнышко живёт ещё дольше, – помню его с детства стариком». Она, почему-то, вспоминая тебя, рассказывала о тебе, как о живом, хотя сама же говорила всем, что ты умер. Странная она у меня была. Удивляла всех тем, что забывала, куда свой костыль поставила, но помнила всех знакомых, родственников по имени, отчеству со времён своего детства, и могла описать любое событие в её жизни до мельчайших подробностей.