На хуторе Замогила для организации вечерней школы было всё необходимое: учителя, здание школы, учебники и вышеупомянутый список учеников. Не было директора. Я был единственным кандидатом, и вскоре меня единогласно, заслуженно и вполне закономерно утвердили на эту ответственную должность. По закону директор любой школы должен иметь высшее образование, а кроме меня, как отмечалось выше, оно было только у Леопольда Францевича, который формально уже являлся директором дневной Замогильской школы.
Чтобы не держать читателя в ненужном напряжении, забегу немного вперёд и отмечу: никогда в этой вечерней школе не состоялось ни одного урока. Ни учителя, ни ученики ни разу в этой школе не появлялись. Тем не менее, директор вечерней школы, то есть я, регулярно организовывал написание контрольных работ. На самом деле эти контрольные писали ученики 8-го класса на моих уроках математики в другой школе – дневной, не вечерней. Я лишь ставил оценки в журнал – вопреки заветам великого педагога товарища Сухомлинского, считавшего, что школьные оценки приносят только вред.
Однако как-то раз произошла осечка в прекрасно смазанном и хорошо отлаженном механизме Замогильской вечерней школы. В один из холодных зимних вечеров сидим мы с Октавианом в прекрасно натопленной, но не существующей вечерней школе и играем в шахматы. Слышим шаги. Медведей в нашей округе не было, а другие звери, как правило, не топают, прежде чем прийти к жилищу людей. Оказалось, что это пара инспекторов районо прибыла с внезапной проверкой. Выглядели они промёрзшими и злыми.
– А где тут у вас вечерняя школа находится? – спрашивает старший по должности.
– Мы вечерняя школа, – ответил я за всех, вставая и выпячивая грудь вперёд по направлению к спросившему.
– Что это значит? Где учителя? Где ученики? Где уроки, в конце концов? – стал нервничать младший.
– Сегодня отпустили всех чуть пораньше, чтобы люди смогли как полагается отметить день рождения нашего вождя Владимира Ильича Ленина, – ответил я и в моих глазах послушно блеснул зарницей революционный огонёк.
– В феврале? Да вы в своём уме? Ленин родился в марте! – и обратившись к сослуживцу, сказал, – Василий Алексеевич, безобразие с вождём революции получается. Так и запишем.
– Ну, не в феврале. Большое дело! Неужели из-за этого пустяка спорить будем? Великий Ленин достоин того, чтобы день его рождения отмечать дважды в году – в феврале и в марте. Неужели он этого не заслужил? – убеждённо сказал я, и задорный революционный огонёк, который пылал ранее лишь в моём взоре, был уже заметен в моих жестах и речах. Меня уже было не остановить, и я пламенно продолжал: