Правда Алёшка, подрастая, позднее и днём успевал вредничать, капризничать и доводить папочку до «экстаза». Да, что там папочку, обезьянку Гориллу в зоопарке Анапы, довёл до того, что она цапнула его зубами за палец, который он ей совал в клетку, не давая спокойно есть доступные сладости. Как только не откусила его? Ужас! При этом мальчик находился у меня на руках. Сейчас у него подрастает младший сыночек, который минуту не может побыть спокойным. Они постоянно удивляются в кого он такой? Действительно трудно предположить. Совсем не в кого, можно сделать вывод, прочитав эти строки. Правда?
А, однажды, слегка повзрослев, годиков до пяти, он меня так вывел из себя, что я не удержался и шлёпнул его по щеке. Не рассчитал немного и удар получился опрометчиво серьёзным. До сих пор помню его ненавистный взгляд, широко раскрытыми глазами, в мою сторону. Больше никогда в жизни я не поднимал руку в воспитательных целях ни на него, ни на Сёмку. Дальнейшее воспитание заключалось только в беседах и личном примере, при случае.
Как вам прямой взгляд ребёночка? А теперь представьте злость в его глазах. Нет, лучше не надо. Пусть запомнится вот таким хорошеньким
Как не вспомнить, в этом случае, вновь моего папу и не рассказать, что он «вытворял» со мной в воспитательных целях, откликаясь на требования моей мамы, наказать меня по всей строгости семейного закона. Исполняя «команду», пока мама трудилась на кухне, папа укладывал меня голой задницей вверх себе на колени, усаживаясь на диване. В одну руку брал газету и продолжал читать её, не отрываясь от сюжета, а другой рукой имитировал шлепки, по моей круглой попочке, широким офицерским ремнём. При этом я должен был, по-нашему с папой сценарию покрикивать, чтобы мама могла слышать всю глубину наказания. Так продолжалось ни один раз. Вот и я не смог далее поднимать свои ручонки на детишек в целях наказания, памятуя о папиной школе управления ремнём, в рамках соприкосновения им с детской попой.
Ну, а Сёмка с детства рос спокойным мальчишкой и не рыдал по ночам, вернувшись из роддома. Прикусив на ночь молочка из груди, моментально засыпал и до утра не беспокоил родителей. Да и далее подрастая, в принципе, не давал поводов своим послушанием и пониманием прибегать к каким-либо методам физического воздействия на детский организм. С ним всегда можно было договориться, а уж мамин авторитет для него был просто непререкаемый, как, впрочем, и для Алёшки.