– Зато как играет… – вдруг подал голос откуда-то из иномирья Войновский и наставительно добавил – Вот она, сублимация в чистом виде… возгонка творческой энергии из мошонки прямо в душу… Не то, что вы, повесы и распутники, все свое богатство на баб тратите…
– Ой, вот только не призывай нас принести Мельпомене обет целомудрия, для этого дела монастыри придумали и вон, понаоткрывали заново. – фыркнул Павел, а Димон попросту загоготал, оглушив друзей децибелами могучего баритона. Отсмеявшись, он покровительственно похлопал режиссера по плечу:
– Ладно, убедил, на тебя девок приглашать сегодня не будем, сэкономим пару сотен баксов…
– Какие девки, Минаев?! – искренне возмутился Войновский и даже обернулся к артисту, вальяжно развалившемуся на заднем сиденье:
– Вы мне обещали что? Обсудить важные моменты спектакля! А на самом деле вам всем лишь бы нажраться и потрахаться, да?
– Ну да, в этом же и смысл весь! Сегодня ж пят-ни-ца! – желая помешать режиссеру превратить грядущий мальчишник в очередное производственное совещание, резонно возразил Димон. – А спектакль не убежит никуда, до премьеры еще сто раз все успеем обсудить и прогнать! Ну… если тебя это утешит, могу прямо щас спеть за весь Синедрион, хочешь?
Минаев начал демонстративно прочищать горло и уже набрал полную грудь воздуха, когда Антон протестующе поднял руки:
– Нет-с, увольте-с.
– Так, господа гусары, вон Андрюха возвращается, давайте при нем про меня и Нину не будем больше, хорошо? – Павел по-своему пресек дальнейшие препирательства и, взглянув на часы, прикинул, успеют ли они заскочить по дороге в аптеку.
У девиц, которые скрашивали их холостяцкий досуг, при себе, конечно, все было, но пополнить запас «резины» все равно стоило. Трахаться без минимальной защиты нынче было чревато не только «гусарским насморком», но и кое-чем похуже, а у Бердянского на жизнь были другие планы, в больницах он уже отвалялся с запасом…
***
Успев и в аптеку, и в ближайший гастроном за добавочным пивом и сигаретами, они выгрузили из багажника сумки с продуктами и, завалившись в подъезд, еще хранивший остатки былой сталинской роскоши, в виде пышных барельефов, и сгрудились возле сетчатого лифта.
– Езжайте, я пешком! – скомандовал друзьям Павел, зная, что поднимется раньше, чем лифт доедет до второго этажа. Холостяцкая берлога Бердянского располагалась на третьем.