Глеб, отпусти! - страница 2

Шрифт
Интервал


И ребеночек, как родился, оказался больной.

Чтобы жить, ему нужны были дорогие лекарства. Не такие дорогие, чтобы уж совсем махнуть рукой, но достаточно, чтобы на них уходили все наши деньги. Мама шила по двадцать часов в день, стала кашлять от мелких ниток в воздухе, разлетающихся от дешевой ткани, и носить очки.

Братик мой лежал в кроватке с катетером в руке, бледненький и страшненький.

А я считала дни до окончания школы. Восемнадцать мне уже было, в кулинарном мне бы сразу дали практику, оставалось совсем немного. Я уже не мечтала о пирожных. Только о том, чтобы съехать из дома и жить хоть в общаге, но без этого лазарета на дому и предателя-отца.

Он вскоре совсем слег.

Врачи предложили операцию, которая продлила бы его жизнь еще на пару лет.

Да только где взять денег?

В тот день я подала документы в колледж и возвращалась домой, светясь от счастья. Меня обещали принять, как только я сдам экзамены. Меня знали, были уверены, что сдам хорошо. Появилась надежда.

На входе в квартиру меня встретили два мрачных амбала два на два метра. Молча кивнули, подхватили под руки и понесли по лестнице вниз, невзирая на сопротивление. Я брыкалась, как умела, но молча, потому что горло перехватило ужасом. Мама, рыдая, тащила за ними мой матерчатый чемодан и порванный пакет, откуда выглядывало платье, которое она сшила мне на выпускной.

– Прости меня, доченька, – только и сказала одними губами, когда за мной захлопнулась дверца огромного черного внедорожника.

Я онемела с первой секунды. И ослепла. Слезы текли, не переставая.

Слышала я про такое. Было у бандитов из соседнего райцентра такое развлечение: покупать себе молоденьких любовниц. Ненадолго, как расходный материал. Да и стоили мы тут недорого. Говорят, в Москве чистеньким мальчикам платят в офисах за месяц столько же, сколько тут отваливают за симпатичных девственниц.

Я потом узнала, что за меня заплатили в три раза больше. Хватило папе на операцию и на лекарства Егорке на год.

Я могла бы гордиться своей красотой и тем, как помогла близким.

Но в тот момент я была эгоисткой и думала только о том, что моя мама меня продала.

***

Машина ехала так долго, что никакая истерика, никакое горе и никакие слезы не сохраняли своего первоначального накала. Дороги у нас в районе строили еще на заре молодости моей мамы и сейчас от них остались только раздолбаные куски асфальта на обочине. Меня быстро укачало от езды по колдобинам и начало подташнивать. За тонированными стеклами мелькал лишь однообразный лес и вскоре я впала в немое отупение, устав и бояться, и злиться, и оплакивать свою судьбу. А когда мы выбрались на более-менее ровную трассу, так и вовсе задремала, обняв пакет с выпускным платьем.