Но сначала я хотел пометить ее всю. Каждый сантиметр нежной розовой кожи испятнать жесткими поцелуями, синяками от засосов, багровыми клеймами. Даже на груди оставил расползающееся пятно, царапнул сосок зубами и усмехнулся безжалостно, когда она пискнула.
Терпи, красавица. Ты входишь в мир женщин, в мир боли. Терпи. Теперь вся твоя жизнь будет терпением и болью.
Пора было уже, пора. Все ныло и просилось внутрь, в эту худенькую маленькую девочку. Попробовал ее пальцем, а она сухая. Вот черт. Ну ничего. Плюнул на пальцы, смочил головку, развел ее губки пошире и все равноо толкнулся внутрь.
Как в стену уперся. Она сжалась, заскулила. Напряглась вся так, что бедра стали деревянные, твердые и дыхание едва-едва грудь приподнимает. Положил руку ей на живот: показалось, что сейчас прощупаю даже свой хер, если чуть дальше толкнусь. И живот был каменный, напряженный.
Шлепнул:
– Расслабься! Больно будет!
Она только сильнее сжалась, скрюченными пальцами заскребла по моему плечу и дышать начала часто, коротко, со всхлипами, как перед истерикой.
Проверил, что туда вообще толкаюсь. Палец вошел, но с трудом, она прям сжала вся собой его и сухая как в Сахаре, но я все равно приставил туда же головку и надавил сильнее. Если есть дырка, значит туда можно попасть.
Марьяшка аж захрипела, поползла назад, отстраняясь от меня. Дернул обратно, уже больше злясь, чем желая. Придержал за бедро, второй рукой снова надавил на живот и, сжав зубы, попытался протолкнуть член внутрь сопротивляющегося дрожащего крупной дрожью тела. Она закричала вдруг в голос, будто я ее режу, заплакала, задыхаясь, тело выкрутили судороги, словно у нее эпилепсия. Стучалась своими костями о матрас, билась.
Сделал последнюю попытку разом воткнуться, чтобы закончить уже этот цирк, но дикий визг зазвенел в ушах, а она с такой силой выгнулась как при столбняке, что буквально сбросила меня с себя!
И тут же свернулась калачиком, всхлипывая и крупно дрожа.
– Хрен с тобой!
Плюнул, встал, глядя как она все туже и туже сворачивается, словно хочет и вовсе исчезнуть из мира.
Накинул на нее одеяло, переключил кондиционер на отопление и вышел из спальни, долбанув дверью об косяк.
Истеричка долбаная.
Марианна
Больно и страшно. Я все трогала себя между ног, ожидая увидеть кровь или почувствовать что там просто дыра, продолбленная его огромным членом, который он пытался в меня запихнуть. Но пальцы были чистые и сухие. Просто очень болело там, в промежности, где только что незваным страшным гостем пытался ворваться озверевший вдруг Глеб, из внимательного и аккуратного вдруг превратившийся в одержимого маньяка. Он все совал и совал в меня, пытался проткнуть насквозь и боль была настолько сильной, что сил терпеть не оставалось. Даже когда я решила, что могу это пережить, могу закрыть глаза и потерпеть, пока он там возится, как делали все девчонки, как учили нас те, что постарше. Что мужчине это надо. Бывает приятно, но часто надо просто «дать».