беседы о сильном плече, на которое, как мартышка, должна запрыгнуть каждая женщина, желательно до своих двадцати пяти. Внимательно слушая мать, Капка мысленно не забывала повторять себе, что от всякого сильного плеча начинается сильная рука, которая, уж если схватит и подведет к плите, то уже ни за что не отпустит ни на какие танцы, как это произошло в их семье. Капкина мать, с момента свадьбы ни разу никуда не сходившая с подружками, прожила всю свою семейную жизнь в стойке «на старт-внимание-марш», в любой момент готовая к рывку на кухню и к прыжку к стиральной машине по первому сигналу Капкиного отца. Поэтому, когда к концу институтской жизни каждая из Капкиных подруг решила для себя за какого мужика она хочет замуж, Капка точно определила для себя, за какого она не хочет – за такого, как отец, за сильное плечо, за каменную стену, за этот материализовавшийся призрак почти Синей Бороды, перед которым Капкина мать так и не разучилась трепетать.
Нужен был другой – податливый, нерешительный, безвольный, этакая тряпка –
не мужчина, а мечта, которого бы Капка лепила по образу и подобию своему до конца их дней. Аспирант-математик оказался именно таким. Он не шарахался от Капкиных идей, не возмущался и всегда безотказно шел туда, куда бы Капка его ни потащила. То ли ему было действительно интересно, то ли делал он это из-за большой любви, а может, как в цирке, послушно исполнял команды за лакомый кусочек. Кусочком был качественный секс, которым Капка добросовестно поощряла аспиранта после каждого культурного мероприятия. Понять математика было невозможно. Да и зачем? В данном случае был дорог не «пациент», а его «болезнь»… Для поддержания тонуса Капка поднимала математика в шесть утра и тащила на утреннюю пробежку, будила ночью и заставляла медитировать, увозила на сбор папоротника в лес и на другой конец города в молодежный театр, года за годом приучая мужа к непредсказуемости и ваяя из него, как из сырой глины, вторую сумасшедшую Капку.
Математик не перечил, Капка ликовала, так прошла её первая жизнь… Вторая началась тогда, когда родители аспиранта, к тому времени уже кандидата наук, вдруг вспомнили, что они в какой-то степени евреи и решили пожить в новом качестве: увлеклись сооветствующей литературой, выучили еврейские праздники и вычислили текущий год по иудейскому календарю. Позже родительские увлечения зашли ещё дальше и, как говорила сама же Капка, «стариков потянуло на три буквы», то есть, на ПМЖ, ближе к своим, в Америку. На отъезд старики решились ещё и ради любимой дочери, незамужней сестры математика, Капкиной завистливой золовки, в надежде, что в Америке, где по статистике мужчин больше, «таки найдётся ненормальный идиот, который женится на их дуре». Последняя фраза принадлежала, естественно, Капке. Старики же утверждали, что раз Зиночка с самого детства зачитывалсь Фолкнером и Драйзером, то ей сам Бог велел защититься в американском университете. На счёт Зинкиного увлечения Фолкнером у Капки тоже было собственное мнение, по которому эта дура вообще ничего не читала, а только круглые сутки парила морду над кастрюлей с календулой и удобряла кожу геркулесом.