Родителей было жалко до слез, а сколько всего мам и пап сейчас пребывали в отчаянии? Двести? Триста? Мы с Урмасом не сто пятьдесят человек навсегда упокоили, мы походя разрушили жизни их родных и близких. Каково всем этим людям слушать сухие сводки «пассажирский лайнер потерпел крушение, бла-бла-бла» и сознавать, что мужья, жены, дети, братья, сестры, дети уже никогда не вернутся домой? Что в лучшем случае после экспертизы ДНК им выдадут для захоронения фрагменты тел, а в худшем- просто скажут, увы, останки слишком повреждены, идентификация невозможна! Неужели Урмас Лахт действительно такое чудовище, что собирается как ни в чем не бывало жить дальше? Неужели у этого монстра совсем нет сердца? Даже если он сознательно погубил полторы сотни человек, неужели ему нет дела до собственной семьи? До Симоны, в конце концов? Что же за дьявола такого я полюбила?
–Я всё уладил, – хладнокровно заявил бесшумно возникший в дверях Урмас, – теперь никто не узнает, что ты косвенно причастна к крушению.
–Еще скажи, что ты сделал это ради моей безопасности? – вспылила я, неохотно оторвавшись от телевизора.
–В большей мере, да, -не уловил откровенного сарказма второй пилот, – если бы я был здесь один, то поступил бы по-другому, но теперь это не имеет значения.
–Я могу уйти, – желчно предложила я, – кажется, снег кончился, вот и прогуляюсь до этого твоего Мендзыгуже. Вдруг получится вступить в спиритический контакт с тамошней полицией и сообщить, куда девался CVR с «Арбуза».
–Не забывай, Дора, у нас уговор, – освежил мою память Урмас, – до утра ты ничего не предпринимаешь. А утром иди, куда хочешь, мне уже будет все равно. И лучше молчи насчет «ящика». Мертвых ты не воскресишь.
–А совесть? Как быть с ней, Урмас? – спросила я, неотрывно глядя в серо-зеленые глаза второго пилота: потемневшие, запавшие, окруженные черными тенями.
–Оставить ее мне, – решительно посоветовал Урмас, стряхнул с волос растаявшие снежинки и обессиленно опустился на стул, – я разберусь.
–Можно вопрос? – я от души вдавила кнопку выключения на пульте, на долю секунды прислушалась к воцарившемуся в комнате безмолвию и тихо прошептала, – о чем ты думал, когда ставил автопилот на снижение?
– Не помню, но вероятно, о том, что максимум через восемь минут я умру, – ответил второй пилот, подул на покрасневшие от холода пальцы и сухо добавил, – похоже, что-то пошло не так.