– Друг.
– Ах, друг… – глубокомысленные переглядывания.
– Никого, кроме меня, у него больше в Москве нет.
Однако заявление мильтоны взяли, велели захаживать, осведомляться. Но Варя чувствовала: дохлый номер. Не будут районные менты искать ответственного сотрудника ЦК – не тот уровень, не тот полет.
Тогда Кононова отправилась однажды с утра на Старую площадь. Прохаживалась там, мерзла, рискуя вызвать повышенное внимание КГБ: кто такая? Что тут ошивается? Наконец углядела в толпе идущих от метро «Дзержинская» Ангелину Павловну и бросилась к ней:
– Я по поводу Данилова. Скажите, где он, что с ним?
Даже не замедляя шага, тетка бросила на ходу:
– Я не знаю. – И добавила углом рта: – Не приходите сюда больше.
Варя собрала передачку: папиросы, сало, носки вязаные шерстяные – и отправилась в приемную КГБ на Кузнецкий Мост. И вроде бы сама, в другой жизни и в другом теле, числилась на службе в конторе-правопреемнице и даже звание капитана носила, а страшно было. Одно дело, когда ее вербовали в спецкомиссию при ФСБ в конце девяностых, на волне обновления и благодатных реформ, и совсем другое – пятидесятые. Еще ГУЛАГ не весь опростали. Короче, подсасывало от волнения, когда Варя добралась до окошка.
– Вот, хочу оставить передачу заключенному, – она потыкала узелком в окно.
– Фамилия-имя-отчество? – равнодушно проговорил лейтенант КГБ.
Варя назвала.
– Ждите.
Оконце захлопнулось. Спустя десять минут Варя услышала:
– За нами данный гражданин не числится.
– А где же он?!
Вопль остался безо всякого ответа.
Варя записалась на прием в ЦК партии. Через три дня ее принял в отдельном кабинете вежливый человек лет сорока, в костюмчике с галстучком. Она изложила суть дела:
– Данилов, сотрудник ЦК… Неизвестно, куда исчез… Дома не появляется вот уже две недели…
А тот на голубом глазу:
– Данилов? Нет у нас такого сотрудника. Не значится в списках, и не значилось его никогда.
Что оставалось делать? Только жалеть: может, напрасно врала она Алексею, что многое в будущем, благодаря его влиянию на Хрущева, изменится? Надо было сказать, что все там у нас, в две тысячи восемнадцатом году, осталось как прежде. Миллионодолларовые богатеи и коррупция, наглые чиновники и продажная полиция… Но ей так хотелось поддержать Алешку, показать, что все его усилия не напрасны, он благое дело вершит, подталкивая советские власти к реформам! Но, может, если б она ему правду сказала: ничего в России не меняется и, несмотря на все твои старания, осталось как было – может, тогда б он оставил свои попытки вразумить Хрущева? Наверное, лучше бросил бы он заниматься византийской кремлевской политикой и стал обычным советским гражданином… Может, тогда и цел остался, и на свободе?