– Взгляды каждого человека имеют свойство трансформироваться. Иной раз минус меняется на плюс. И если б ты сама своими глазами видела, что происходит у нас там, в будущем, думаю, тоже распростилась бы с интеллигентским слюнтяйством. Посмотрела бы на людей, которые еще вчера были бодры и веселы, а сегодня задыхаются на больничной койке, пожила бы в мире, где чистая, незараженная вода – редчайшее благо и ее потребление нормируют из расчета три литра в день на человека… Думаю, и твои бы взгляды трансформировались в сторону гораздо большей строгости – к себе и окружающим. Ладно, Варвара, дорогу до остановки сама найдешь. А завтра мы с тобой встретимся здесь же, в парке, и наметим порядок дальнейших действий. В десять ноль-ноль чтоб была тут как штык.
– У меня завтра лекция.
– Хватит этих дезертирских, расслабляющих разговорчиков, Кононова. «Лекция!» – передразнил он. – Давай соберись, товарищ капитан. – Полковник поднес ладонь к тулье летней шляпы, словно отдавая честь, а потом четко развернулся кругом и отправился к выходу из парка.
Полночи Варя проплакала.
Все думала: «Как мог он, Петренко, – такой либеральный, вдумчивый – подписаться выполнять людоедский приказ? Убивать ни в чем не повинных людей – предков Кордубцева? Как он может пытаться вернуть сталинский режим? И еще меня в это втягивает! Но я не хочу, чтоб я сама, родители мои и дети жили как в Северной Корее! Лучше десять тысяч раз погибнуть от вируса или радиации, чем целую вечность задыхаться в лживом, несвободном государстве! Без поездок за границу, свободных СМИ, частных кафе и гостиниц!»
Она прожила здесь, в СССР-1959, больше года и заметила, как постепенно распрямляются люди, становятся свободнее, все откровеннее обсуждают все на свете, чаще и радостней смеются. И как их прикажете загнать обратно, в сталинское корыто?! Она сама не хотела этого – и они не захотят! Хотя с другой стороны, кто народ особо спрашивает? Нас же не спрашивали власти ни о чем в двухтысячные и десятые годы, когда потихоньку, по кусочку от нашей свободы откусывали!
С другой стороны: совершенно не факт, что у Петренко получится. А даже если получится: вот закрутят гайки в пятьдесят девятом году, и что это даст спустя шестьдесят лет? Может, эффект будет совершенно обратный? Россия – страна своеобычная и непредсказуемая, может, их усилия принесут к веку двадцать первому нечто совершенно невообразимое, противоположное?