– Я достану твои ракушки, – сказал я, надеясь избежать отчаянного вопля.
– Не хочу! – проскулила она.
Я вернулся в фургон, достал мешочек с ракушками и принес его в трейлер вместе с мешком для мусора, набитого простынями и полотенцами. Пол слегка погромыхивал под ногами, к этому надо будет привыкать.
Белла свернулась на футоне, стиснув в руке овечку. Ее нижняя губка оттопырилась так забавно, что я с трудом удержался от смеха. Я всегда смеялся, когда она так надувалась, пока мама не сказала, что этим я ее только поощряю к капризам. Мама тогда еще сказала, что она превратится в одну из этих девиц, которые добиваются от мужчин чего угодно, разыгрывая из себя капризуль. Должен сказать, что от этой мысли улыбку у меня как рукой сняло. Я хотел, чтобы моя дочь была сильной и самостоятельной.
– Где бы теперь найти для них хорошее место? – спросил я, оглядываясь по сторонам. Дома мы держали их на каминной полке над никогда не топившимся камином.
Она по-прежнему была надутая, но поднялась, выпрямилась и начала осматривать комнату. Я видел только одно подходящее место – под длинным узким кухонным окном, но я хотел, чтобы она сама нашла его. И она нашла. Она спрыгнула с футона и подбежала к кухонной раковине, указывая на окно.
– Вон там, – сказала она.
– Отлично! – Я вручил ей мешочек. – Ты будешь давать мне по одной, а я их там расставлю.
Она подала мне первую, огромную серую ракушку, которой явно предназначалось стать центром новой коллекции. Это была ее любимая ракушка. Я положил ее в середине полки. Белла протянула мне оранжевую ракушку и нахмурилась:
– На камине им было лучше. Здесь нет места.
Меня впечатлило, что она смогла сделать этот вывод. Она сообразила, что на полке не будет места, когда ее коллекция разрастется. Мама говорила, что у меня преувеличенное представление о ее способностях. Но мне Белла казалась очень смышленой.
– Ты права. Но когда не будет хватать места, мы положим некоторые ракушки в миску, хорошо?
– Они разобьются.
– Не разобьются, если ты будешь осторожна и…
– Тук-тук!
Я обернулся и увидел девушку, стоявшую в дверях. На фоне солнечного света я не мог разглядеть ее лицо, но голос был незнакомый.
– Войдите, – сказал я.
Она вошла. Я действительно не встречал ее раньше. Она была из тех, кого, раз увидев, не забудешь. Лет двадцати и невероятно сексуальна. Может быть, слишком худощава. Белокурые волосы, завязанные в длинный хвост, свисавший на правую грудь, и почти голая – шорты, сандалии и топик на длинных тонких бретельках.