По дороге на работу я внимательно смотрела вокруг, стараясь найти такого человека, которому я бы смогла бы помочь. В метро как всегда, было полно попрошаек. Все эти люди вызывали сочувствие, но я знала, что их направляют для сбора милостыни мошенники, и пополнять их карманы я не собиралась.
Я чувствовала, что настоящее горе внешне бывает сдержанным и молчаливым. Я вглядывалась в лица пожилых людей. Почти все они были озабоченными и хмурыми. Одна такая старушка, довольно пожилая, закутанная в какое-то тряпье, сидела в сквере на скамейке, горестно опустив голову.
Я остановилась около нее, мне показалось, что ей плохо.
– Вам помочь? – спросила я, наклоняясь к ней.
Она, как бы очнувшись, какое-то мгновение, молча, меня рассматривала.
– Тебя Катька прислала?– спросила она, сумрачно хмуря свои кустистые брови и буравя меня острым взглядом..
– Я не знаю никакой Катьки. – Ответила я, – просто подумала, что Вам плохо и, хотела предложить свою помощь.
– Знаю я вашу помощь. Иди своей дорогой, куда шла, шалава.
Я в изумлении смотрела на нее, не зная, как реагировать.
– Ну, че уставилась!– выкрикнула она и, взяв костлявой рукой рядом стоящую палку, замахнулась на меня.
– Бабка, наверное, не в себе,– со страхом успела подумать я и быстренько ретировалась
Этот эпизод испортил мне настроение на весь день и, идя после работы домой, я уже не искала никого, кто нуждается в моей помощи.
–Доверюсь судьбе, если есть такие люди, которым я смогу помочь, они найдут меня сами.
В тот же вечер на подходе к дому меня настиг дождь, зонта с собой у меня не было. Чтобы сократись дорогу, я пошла через проходной двор. Обычно в этом дворе бывает очень людно, но из-за ненастной погоды не было: ни старушек на лавочках, ни мамаш с детьми. Было пусто и тихо, только слышался перестук дождя по подоконникам. Но помимо него я услышала какой-то жалобный, прерывистый звук, как будто кто-то плакал.
Звук шел от скамейки, стоящей в отдалении возле кустов сирени. Было довольно темно, но, вглядевшись, я увидела маленькую собачку, она забилась под скамейку, скулила и сильно дрожала. Я хотела взять ее на руки, но увидела, что ее мордочка и половина туловища были залиты кровью. Кровь шла из сильно разорванного уха. Жалость, как спазм, сдавила мне горло. Я сняла с себя шарф и хотела бережно укутать это несчастное существо. Но собачка была на поводке, конец которого был где-то привязан.