Я в избушке лесной пару раз ночевал, Но покуда хозяюшку не заставал.
Только чёрная кошка, свернувшись клубком, Подозрительно щурится над молоком…
Я судить не берусь,
Где здесь Русь, где не Русь… Только Леший свой Лес Знает весь наизусть!
Отдушина
И когда по душе – крапивой,
Так, что хочется волком взвыть, Я песням вплетаю в косматые гривы Стихов вересковую нить.
Подолгу потом, подолгу Вычёсываю репей.
Зато никому – ни шакалу, ни волку – Таких не загнать коней!
Летите по белу-свету,
Да так, чтобы чёрт не взял
Вас ни за какую шальную монету, Меня – за хмельной бокал.
Лечите Любовью старушку Планету. Живите, раз Бог вас нам дал!
И даже когда по душе – крапивой,
Так, что хочется волком выть,
Мы песням вплетаем в косматые гривы
Стихов вересковую нить…
Крест кузнеца
Высоко-высоко в небе древний гриф парит, Далеко-далёко в поле ветхий крест стоит. Там, под тем крестом могильным, на сыру-землю Льёт слезу убогий старец. Пьёт судьбу свою.
Он родился в славном доме – доме кузнеца, Был единственной подмогой своего отца, Но однажды жадной ведьмой в дом вползла беда.
…Стали звон оставил шрам в душе на долгие года.
Да ещё остались сны о матери с отцом.
Он и прежде видел смерть. Но со спины, а не в лицо.
В десять лет белёсый волос стал совсем седым. В десять лет с самим собою остался он один на один…
…Всё мужал от года к году молодой кузнец.
И казалось, дням ненастным наступил конец.
Богатырскую кольчугу сам себе сковал.
День настал, и он подругу суженой назвал.
Красно-лето подарило сына кузнецу.
Рос-крепчал малыш на радость матери, отцу. Но опять коварный ворог по Руси идёт, И отец, прощаясь с сыном, щит и меч берёт:
«Не кручинься, я вернусь! Мамку береги!» И под его лихим булатом дрогнули враги.
Сам живой домой вернулся. Как и обещал. Вместо дома тёплый пепел воина встречал.
…Высоко-высоко в небе древний гриф парит.
Далеко-далёко в поле ветхий крест стоит.
Под крестом – старик глубокий на земле сырой.
Поневоле одинокий. Всё ещё живой.
Волк-одиночка
Ты отбился от Стаи,
Где по праву считался всегда вожаком,
Где тебя называли
Старшим другом и братом и даже отцом.
По тропе ты шёл первым,
С нами голод терпел и добычу делил.
Сдали силы и нервы —
Той треклятой зимой сам вожак заскулил.
Псом повернулся к Стае спиной; Кто ты теперь – ни чужой, ни родной.
Сам не захочешь себя превозмочь – Кто же другой будет вправе помочь?!