Наверное, пора перейти к делу. Только после суда я узнал состав преступления: «rapina aggravata», или ограбление с отягчающими обстоятельствами. Я долго потом таскался с листочком, где было написано, что «синьор такой-то был признан невиновным по такой-то статье», но с моими переездами у бумажки практически не было шансов.
А случилось вот что: как большинство эмигрантов, я поселился в Остии, прибрежной деревушке в часе езды от Рима. Я делил двухкомнатную квартиру с тремя русскими ребятами, с которыми я познакомился пять минут назад на площади, куда эмигранты сходились потрепаться о том о сём, типа: «Почем идет ФЭД на местном рынке?» и «Что такое Кливленд, и чем он лучше Питтсбурга?».
Наш квартет был социологическим срезом эмиграции: один из Одессы, один из Минска, один из Москвы, и одного я не помню. Двое были инженерами, двое разъебаями. У одессита были какие-то смутные планы «собраться с ребятами, а там разберемся». У меня вообще никаких планов не было. Мне только что стукнуло двадцать четыре, и я собирался просто жить.
В первый вечер, естественно, мы отметили. Эйфория была еще та: «Большевики-козлы-хрен-им-теперь-отсосут» и так далее. Вена была нормальным городом, Рим – еще лучше, а Бруклин – вообще Чистый Изумруд. Я отключился еще за столом и не помню, как добрался до койки. По дороге я краем глаза увидел, как одессит вылез на террасу и встал на поручень. «Ну чистый Долохов», – подумал я и закрыл глаза.
Отоспаться мне в ту ночь не удалось…
Пробуждение было как дурной сон: направленный свет в лицо, разноголосый гомон и полиция, полиция кругом… К счастью, я не увидел, чтобы кто-то из них достал оружие. Тогда бы мне вообще плохо стало. «Вот какая чушь после дешевого вина снится, – подумал я, – евреи, не экономьте на выпивке…»
Но подсознание работало четко, и потребовалась всего доля секунды, чтобы увязать этот бардак с ночными похождениями одессита. Его вылазка на террасу означала только одно – он перелез на соседнюю террасу, что-то взял, и его заметили. Но я-то тут при чем?! И что мне делать с этими холодными логическими дедукциями? В ту пору я еще не насмотрелся судебных триллеров; совета, что делать в такой ситуации, было взять неоткуда, и мой ослабленный десятитонным похмельем мозг решил одно: сегодня никто никуда не бежит. Дали бы доспать, а там видно будет. Может, и правда, проснусь, а там солнышко светит и море блестит.