– Я ему все свои travelers’ checks подписал, – признался Омар. – У меня теперь вообще ни копья.
– Нифига себе, – пробормотал я. – А вдруг они тебе вообще предъявили совершенно другие обвинения? Что если хозяйка сказала, что ты пытался ограбить ее и изнасиловать?
По крайней мере, это было за двадцать шесть лет до 9/11, а то Омар был бы уже на пути в Гуантанамо.
– Что, если тебя к пожизненной приговорили?
Вопросы были все риторические. Омар развернул одеяло на полу и принял позицию – лбом об пол, задницей кверху. Все – ушел в молитву. Наверное, проклинал час, когда он принял близко к сердцу подкалывание своих родичей. Сейчас бы уже отпраздновал свадьбу со своей Лейлой и нежился на перинах. Я не был уверен, кланяется ли он в правильном направлении, но у сердца своя география, и Аллах всепрощающ: куда оно показывает, там и Мекка.
– Да не слушай ты его, – в голосе Серджо особой уверенности не было. – Эти русские из всего трагедию делают.
Я хотел было огрызнуться: «По крайней мере, мы ее не поем со сцены».
Но тут меня прервал до этого молчавший Хуан:
– Эль Рохо [красный] прав. В этой стране, если ты иностранец, нет у тебя никаких прав.
Сурприз, однако. Хуан вообще никогда не говорил. Он был слишком подавлен, чтобы говорить. Большую часть времени он проводил, уткнувшись лицом в подушку, и вставал только для еды и туалета. Я, кстати, не видел последнего, я просто предполагаю – он же ел, правильно? Даже имя «Хуан» – это предположение, избранное для удобства. Не помню я, как его звали. Я даже не помню, как он выглядел, не то чтобы он у меня вертелся перед глазами. Смуглый был – да, средней смуглости, ну, как все латиноамериканцы; он же и был латиноамериканец. Из Каракаса. Caraqueño.
***
В голове у Хуана его состав преступления был проще некуда: он был преданным другом. Его друг, тоже из Венесуэлы, поссорился с женой-итальянкой; она схватила детей в охапку и улетела домой в Италию. Не знаю / не помню, предпринял ли друг какие-то юридические меры, чтобы вернуть детей; вместо этого (или в дополнение к этому) он пошел к своему лучшему другу Хуану и попросил помочь.
– Суки жадные, – шепотом прокомментировал Серджио, – нет чтобы местных нанять, уже бы дома сидел. Все иностранцы – жмоты. Итальянский народ самый щедрый. Хотя, конечно, тоже говна хватает.