Всё это вкупе, умноженное на ужас непрекращающейся бури, ввело меня в такой транс, которые невозможно описать никакими словами. Однако, будущее показало, что всё это было лишь цветочками!
Буря ревела и, казалось, не собиралась утихомириваться. Её свирепость была такова, что мои приятели-моряки жаловались, что никогда не испытывали ничего подобного. Корабль наш оказался на диво крепок, но беда была в том, что он был сильно нагружен товарами, и потому имел низкую осадку. Каждый раз, как борт черпал бушующую громаду воды, матросы вскрикивали от ужаса и вопили: «Оседает! Оседает!» В то время я ещё не был толь просвящён в морской терминологии, и к счастью, не понимал ужасного значения иных слов. Потом меня, конечно, просвятили. Наконец я осознал, что буря находится на пике своей мощи и помогла мне в этом доселе невиданная картина: на моих глазах капитан и боцман, более всех понимавшие, что кораблю приходит конец, одновременно опустились на колени и углубились в молитву.
В довершение катастрофы среди ночи один из матросов, посланный в трюм убедиться, всё ли там в порядке, закричал, что в днище открылась течь, а другой, посланный туда, принёс известие, что воды в трюме уже на целых на четыре фута. Тут же раздался приказ: Все – к помпам!». При этих словах я обмер от страха и упал навзничь на койку, на которой сидел. Матросы шустро растолкали меня, крича, что меня до сих пор жалели и не заставляли работать, то теперь настало время потрудиться со всеми наравне. Я вскочил и побежал к помпам, где начал с усердием откачивать воду. В это время что несколько легких судов, которым не удалось выстоять против бури, снялись с якорей и вышли в открытое море. Увидев, что они стремительно надвигаются на нас, капитан приказал палить из пушки, чтобы предупредить их, что мы в опасности. Совершенно не разобравшись в причинах пальбы, я так испугался, что вообразил, что случилось нечто ужасное, и наш корабль уже расшибся вдребезги и тонет, или произошло что-то еще похуже. Словом, я был так испуган, что упал в обморок. Но поелику в таких обстоятельствах каждый думал только о своей шкуре, то никто моего исчезновения не заметил и не заинтересовался, где я. Другой матрос тотчас сменил меня у помпы и, полагая, что я умер, и отпихнул меня ногой. Прошло много времени, пока я не очнулся.