– Да уж старик, врагу не пожелаешь, – посочувствовал Курт, звякнул открывашкой, отхлебнул пива и решительно констатировал, -надо было тебе польку брать, как у меня, или сербку, как у Хайнца Майстера. Может, вам с Беатой правда ребенка родить? Тебе ее уже все равно с шеи не скинуть, а так ей хоть будет, чем заняться, глядишь, и характер поменяется… Моя Габи после того, как сыновья появились, совсем другим человеком стала, вся дурь у нее из башки сразу выветрилась, а то ведь тоже и на работу выходить хотела, и учебу ей подавай…
– Даже не знаю, – с сомнением протянул Эберт, залпом допивая пиво – наверное, в чем-то ты и прав. Если забеременеет, срежу ей все расходы, скажу, что те деньги, которые она сейчас на фитнес тратит, или зачем она там в Даттель мотается, теперь полностью пойдут на ребенка. А начнет возникать, я ее быстро на место поставлю.
– Вот это дело, дружище! –от души одобрил высказанные Эбертом мысли Курт, – подожди, еще пива достану! Давай за тебя!
По-прежнему оставаясь незамеченной для увлеченных мужским разговором собеседников, я осторожно выскользнула во двор, жадно вдохнула ртом холодный сырой воздух Ор-Эркеншвика и в изнеможении прислонилась к поросшему темно-зеленым мхом стволу. Несколько минут я неподвижно стояла под деревом и мучительно пыталась понять, что я сейчас ощущала. Обиду? Злость? Разочарование? Или все-таки облегчение от того, что Эберт сам озвучил всё то, о чем я давно догадывалась, и отныне я могла с чистой совестью разорвать порочный круг и подать на развод? Честно сказать, что я его не люблю, что мы чужие люди, что нас ничего не связывает, и я хочу навсегда уехать из Германии? Успокоить Эберта, что я не стану требовать с него содержания и официально откажусь от всех имущественных претензий, сбросить с себя эти цепи, вернуться в столицу и научиться жить заново. Без Эберта. И без Йенса?
Я сознавала, что в таком состоянии мне не следует садиться за руль, но ничего не могла с собой поделать. Лишь после того, как я едва не сбила фонарный столб, а водитель встречного автомобиля выразительно покрутил пальцем у виска, у меня хватило здравого смысла припарковаться у супермаркета и дальше пойти пешком. Полтора километра я шла в Хорнебург по обочине дороги, не чувствуя ни холода, ни ветра, ни усталости, а по пятам за мной гнались серые, набухшие тучи и норовили обрушить мне на голову смешанный со снегом дождь. А когда в сумке внезапно завибрировал мобильник и на дисплее высветился номер Эберта, я собралась с духом, ответила на звонок и совершенно будничным тоном солгала, что у знакомой по фитнес-клубу сегодня день рождения, и мы всей группой отмечаем праздник в кафе. Эберт великодушно не стал возражать против моего опоздания к ужину, передал мне привет от Курта и благополучно отсоединился, а еще через мгновение со стороны Хорнебурга вылетела машина Ханны, и мне оставалось лишь надеться, что, двигаясь на такой большой скорости, «подруга» физически не успела опознать в закутанной в капюшон фигуре супругу Эберта Штайнбаха. Зачем Ханна ездила к Йенсу я могла лишь предполагать, а, учитывая, что я и сама толком не понимала, с какой целью меня снова понесло в Хорнебург, анализировать чужую мотивацию у меня не было ни желания, ни элементарного морального права. У меня, можно считать, уже вообще ничего больше не было: ни мужа, ни семьи, ни будущего, только эта безумная попытка продлить агонию…