– О чем ты говоришь? – невесело усмехнулся Йенс, – если даже я до конца не понимаю, что ты делала здесь на протяжении двух лет, чего ты вдруг хочешь от Эберта? Тебе нужно прежде всего разобраться в самой себе, а уже потом принимать решения.
– Я уже во всем разобралась! – в последнем спазме неизбежной агонии расставания, я вплотную приблизилась к Йенсу и хотела было прикоснуться ладонью к его колючей щеке, но тот на лету перехватил мою руку.
– Уходи и больше не возвращайся! – попросил меня Йенс, именно попросил, а не потребовал, и я почему-то безоговорочно вняла его тихой просьбе.
На улице по-прежнему шел дождь: мелкий, затяжной и холодный. Дождевые капли смешивались со слезами, я почти ничего не различала перед собой и шла в Ор-Эркеншвик буквально по инерции. Дорога хорошо освещалась и у меня не было шансов сбиться с пути, и через полчаса отрешенного движения я добралась до парковки супермаркета, где оставила свою машину. Мокрая и продрогшая, я села за руль и долго не могла заставить себя тронуться с места. Неизвестно сколько бы я просидела в машине, если бы мой мобильник внезапно не напомнил о себе громкой трелью.
– Эберт, я уже еду! – предвосхитив вопрос своего мужа, сообщила я, – буду дома через несколько минут.
– У тебя странный голос, – сходу отметил Эберт, за пять лет брака научившийся распознавать оттенки моего настроения, – что-то случилось?
– Ничего, -солгала я, резко выжала сцепление и круто вывернула руль. Я вся дрожала от предвкушения грядущего разговора с мужем, но честно старалась сохранить хладнокровие.
– Ну и хорошо, – с легкостью поверил Эберт, – тогда я ложусь спать, с ног валюсь от усталости после Амстердама, думал отдохну, спокойно выпью пива с Куртом, как тут меня Ханна из дома выдернула. Пришлось ехать с ней в Хорнебург и уговаривать Йенса открыть дверь, но у него уже совсем ум за разум зашел от пьянства, начал нам полицией угрожать, можешь себе представить? В общем, ты одна ужинай, у меня уже глаза слипаются.
Нажав кнопку отбоя, я едва не разрыдалась от разочарования. Откладывать объяснение с Эбертом до завтра, ждать, пока он выспится после бурной ночи в квартале Красных фонарей и считать секунды до его пробуждения, чтобы поставить точку в нашей семейной жизни. Состояние мое было сейчас таково, что отрывистые удары сердца фактически заглушали голос разума, я лишь волевым усилием сдержала непреодолимое желание вернуться в Хорнебург. Собравшись с духом, я загнала машину в гараж, на цыпочках поднялась в спальню, мельком взглянула на крепко спящего Эберта и бесшумно спустилась в гостиную. Я по шею укуталась в плед, свернулась калачиком на диване в расчете на бессонную ночь, однако, так и уснула в крайне неудобной позе. Не удивительно, что, когда рано утром Эберт кое-как меня растолкал, я первым делом почувствовала ноющую боль в многострадальном позвоночнике, а уже затем сообразила, что мой всё еще муж настойчиво пытается донести до меня какую-то очень важную информацию.