Мамашу Беккер я представляла себе именно такой – крепкой, властной старухой с надменно поджатыми губами и блеклыми, рыбьими глазами. Всё в ее поведении выдавало главу большой семьи, обладающую непререкаемым авторитетом и до сих пор держащую в ежовых рукавицах сразу несколько поколений. Братья и сестры заметно походили на Йенса, но это сходство не вызвало у меня равным счетом никакого отклика. Теперь я понимала, что интуитивно абстрагировалась от внешнего образа с первой встречи с Йенсом и за два года привыкла смотреть свозь нелицеприятную телесную оболочку. Пришедшие на кладбище люди были изначально чужими Йенсу, и потому все остались чужими и для меня самой. А вот мое появление на похоронах предсказуемо внесло в печальный настрой собравшихся определенное оживление.
Конечно, Беккеры были обо мне многократно наслышаны и без труда узнали в стоящей особняком персоне «знаменитую» Беату Штайнбах. Впрочем, никто из них ко мне так и не подошел, и розу на гроб я бросила последней. Я пришла сюда вовсе не для того, чтобы публично рыдать и в отчаянии бросаться в открытую могилу, я находилась здесь только с одной целью –избавить Беккеров от сомнений в искренности моих чувств к Йенсу, показать им, что я – не просто вымысел, не просто порождение слухов, а реальный человек. Удостоверившись, что меня не увидел разве что слепой, я молча развернулась и направилась к воротам. За спиной у меня доносились невнятные перешептывания, мамаша Беккер что-то громко высказывала своим сыновьям, а те подобострастно поддакивали ей в ответ. Я твердо знала, что никогда не приду на кладбище снова – где бы сейчас не был Йенс, он явно не в этом месте, и лишь те, кто отродясь не ведал и малой толики правды, могут верить, что бренное тело случайного носителя что-то для меня значит.
С Леони, сестрой Мии и второй дочерью Ханны, я столкнулась буквально на выходе. Высокая, нескладная, с таким же лошадиным, как у матери лицом, она несла в руках аккуратно перевязанный траурной ленточкой букетик.
–Привет, – вероятно, движимая исключительно нормами вежливости, хмуро поздоровалась Леони, – все уже закончилось, да?
–Ты о чем? – переспросила я, почему-то решив, что цветы предназначаются Ханне, и лишь затем сообразила, что Леони имела в виду похороны Йенса.
–Могилу уже засыпали? – нервно уточнила Леони и устало вздохнула, – столько всего произошло… Сначала маму убили, потом Йенс умер, а вчера Миа родила дочку. Я отсюда прямо в роддом еду, вот, хочу положить Йенсу цветы…