– Ты, что ли, плачешь? – спросил он, пытаясь поймать ее за подбородок и повернуть к себе лицом; сам он тоже весь сморщился – от жалости.
– Нет! – крикнула она со страстью и дернулась в сторону.
– Опять врешь, но я доволен. Хорошо, что в тебе есть гордость, детка. Я хочу видеть тебя гордой и завтра, у них на барбекю. Не бывать тому, чтобы по всему графству пошли смешочки и сплетни, что ты бредишь парнем, который ничего, кроме дружбы, и в мыслях не держал.
«Очень даже держал, – подумала Скарлетт, растравляя себе душу. – Еще как держал! Я-то знаю. Чуть-чуть бы побольше времени – и он бы у меня заговорил. О-о, ну почему, почему Уилксам обязательно надо жениться на кузинах!»
Джералд подал ей руку:
– Вот так. Мы с тобой сейчас идем домой, и все это остается между нами. Маму волновать не стоит. Я ничего ей не скажу, и ты тоже. Вытри нос, дочь.
Скарлетт послушно высморкалась в многострадальный свой носовой платок, и рука об руку они вошли под темные своды кедровой аллеи; лошадь тихонько плелась следом. Около дома Скарлетт хотела было опять заговорить, но заметила мать на неосвещенной веранде. Эллен была в капоре, в перчатках, на плечах шаль. А позади, подобно грозовой туче, громоздилась Мамми с черной кожаной сумкой в руке. В этой сумке Эллен держала наготове бинты и медикаменты для своих рабов. У Мамми и всегда-то губы были вполлица, толстые и вывернутые, а уж когда прогневается, то могла выпятить нижнюю вдвое против обычного. Сейчас именно так и было, из чего Скарлетт заключила, что Мамми не просто чего-то не одобряет, а вся кипит.
– Мистер О’Хара! – позвала Эллен, завидев их вдвоем на аллее. Эллен принадлежала к семье, где неуклонно соблюдались все церемонии, даже после семнадцати лет супружества и появления на свет шестерых детей. – Мистер О’Хара, в доме Слэттери беда. У Эмми родился малыш, но он при смерти, а должен быть крещен. Я пойду к ним вместе с Мамми, посмотрю, можно ли что-то сделать?
Она придала голосу вопросительное звучание, словно испрашивала соизволения у мужа и план ее зависел от его одобрения, – пустая формальность, но милая сердцу Джералда. Он сразу пустился в крик:
– Помилуй бог! И почему это всякая белая шваль должна вытаскивать вас в такой час, можно сказать, прямо из-за стола и как раз тогда, когда я собрался рассказать вам, что слышно в Атланте о войне! Ступайте уж, миссис О’Хара. А то ведь всю ночь проворочаетесь на подушке – как же, у кого-то беда, а вас там и нету.