Поле было плевать на неудачно выбранное время и на то, о чем думала та женщина. Сейчас она видела только мать, сломленную, несчастную. Пола была не в силах смотреть на отца, так она была ошарашена.
– Черт! – Джон покачал головой. Джини даже не сделала ему замечание, чтобы он не чертыхался, и это доказывало, насколько все плохо. – Она хочет денег или чего-то еще? Зачем она приехала?
– А что, если она лжет? – предположил Стивен, в его голосе звучало подозрение. Он был самым младшим из детей Мортимеров и теперь работал в адвокатской конторе рядом с Королевским театром. Все детство ему доставалось от старших детей, поэтому из него вышел замечательный адвокат для тех, с кем обошлись несправедливо.
– Не думаю, что она приехала из-за денег, – ответил Гарри. – По крайней мере, она об этом не упомянула. И она не лжет. Едва взглянув на нее, я понял, что она… что она моя. Прости меня, любимая, – добавил он, когда Джини обиженно шмыгнула носом и высморкалась. – Да и зачем ей лгать? Зачем кому-то такое придумывать? – Гарри вздохнул. – Все это было как гром среди ясного неба.
– И это говоришь ты? – резко сказала Пола. В ней бушевал гнев. До этого момента она никогда не могла сказать ничего плохого о своем отце. Всю жизнь он был ее героем, забирал ее из ночных клубов, когда последний автобус уже ушел; он вел ее к алтарю в день свадьбы, отвез в родильное отделение, когда у нее раньше времени начались роды, а Мэтт работал в окрестностях Лидса. Как единственная дочь, она всегда чувствовала себя такой особенной, такой любимой, сокровищем для своего отца. Но теперь, как оказалось, у нее была соперница. Неожиданно она оказалась вовсе не такой особенной, как ей представлялось.
– Но даже если ей действительно нужны деньги, – снова заговорил Гарри, неожиданно расхрабрившись, – то я ей их дам, если она меня об этом попросит. – Он обвел взглядом свою семью, готовый к их возражениям. – Потому что итог таков: я ее отец, и нам всем придется привыкнуть к этому факту. Я понимаю, вам это неприятно, но такова ситуация. Я уже попросил прощения у вашей матери, я попросил прощения у каждого из вас четверых. Не знаю, что еще вы хотите от меня услышать. – Он откашлялся. – Кстати, ее зовут Фрэнки. И это все, что я о ней знаю, если не считать того, что ей примерно тридцать четыре года.