- Может останешься? – дядя Саша, мой сосед, отличный мужик и
военный пенсионер, грузил в кузов видавшей виды Тундры мешок
картошки. Легко так, словно и не пятьдесят семь лет полковнику в
отставке. – За коттеджем нашим присмотришь. А то говорят, в
соседней деревне два дома прошлой зимой обнесли.
Эту историю я уже слышал. Но та деревня совсем зимой необитаемой
становилась, о чем дяде Саше и напомнил.
- Так и у нас скоро будет, - не унимался отставной военный. –
Вон, смотри, на нашей улице раньше и баба Прасковья жила, и
Лозинские, и Федоровы, а сейчас только две семьи на зиму остаются.
Народ мельчает, не может жить без центральной канализации и
магистрального водопровода, не то что раньше.
- А сам-то чего не останешься? – я помог ему погрузить ящик с
банками.
- Так ведь, Гоша, не всем так везет, как тебе. – Дядя Саша
вздохнул и с сомнением поглядел на забитый всяким барахлом кузов.
Понизил голос. – Вот женишься, поймешь, почем фунт лиха. Прости,
запамятовал. Снова женишься когда.
Но его все равно услышали. Мария Леонидовна, да что там – Маша,
почти моя ровесница, на двадцать лет младше мужа, залепила ему
подзатыльник. Несильно, просто чтобы напомнить, кто в семье
главный.
- Во, я ж говорил, - дядя Саша ничуть не расстроился, чмокнул
жену в щеку и пошел в дом, посмотреть, все ли взяли.
Маша недовольно поглядела на меня, пробормотала, мол, дал бог
соседа, и ушла вслед за мужем. Гадина. Это ведь мы с женой ее
познакомили с дядей Сашей. Ну да, бывшая та еще стерва, и подруги
все под стать.
Ввернулся к своим сборам. Старенькая Хонда Пилот была почти
пустой, я жил во всех смыслах налегке. Картошку не выращивал,
варенья не закатывал, холодильники и телевизоры с собой не возил,
бедному собраться – только подпоясаться. Ноутбук, сумку с вещами и
помповик, 1200-й Винчестер 12 калибра, бывший хозяин поместья
оставил мне вместе с домиком. Помнится, пришлось срочно оформлять
охотничий билет, сдавать экзамены и медсправку получать, но любимое
ружье дяди Паши я сберег, не отдал в комиссионку, как родители
советовали. Вот и возил его весной из города в деревню, осенью –
обратно. По банкам стрелял, места-то вокруг не особо населенные,
особенно если на несколько километров отьехать.
Еще двадцать литров деревенского самогона, настоянного на травах
– это святое, сорок поллитровок ценились на работе на вес золота,
думаю, меня не увольняли до сих пор только потому, что каждую осень
я привозил из деревни дань. Четверть забирали учредитель с
директором, а остальное доставалось благодарному коллективу –
главбуху, кадровику, начальникам отделов и десяток пузырей на
корпоративный пропой.