Элиот приник к сосне, коснулся её распахнутыми ладонями и, словно, превратился с ней в единое целое. В отличие от зверей и птиц сосна не оттолкнула его. Зажмурившись от яркого солнечного света гном стал просматривать события, виденные сосной за последние два с лишним столетия, словно листал книгу своей жизни. Сон, какой чудесный сон увидел он о своём прошлом! Старая вековая сосна была щедра на воспоминания, но яркий солнечный луч внезапно оборвался, и карлик очнулся. Лишь мягкий мох под ногами, влажный и рыхлый, и запах прелой листвы, всё то же бездонное лазоревое колодезное небо, и та же опушка леса, что маковками деревьев уходит в синюю даль безмятежной небесной бесконечности. У карлика закружилась голова от нахлынувших воспоминаний. Как изгой, в чужой личине, мерзкий, опротивевший самому себе, будет он дальше скитаться по свету в поисках Зейды. Дерево не смогло дать ответ, где царица гнилого болота. Разве что полуслепая гадюка знает? Элиот весь напрягся при мысли, что придётся вызывать на разговор эту мерзопакостную тварь, которая двести с лишним лет назад нашептала на болоте колдуну о его участи. Да, жива ли она, эта старая сплетница, пережившая свой собственный яд? «Спасибо тебе, сосна», – карлик прикоснулся губами к коре дерева и тихо поплёлся на край гнилого болота искать закоряжную полуслепую гадюку.
Сильная ослепительная молния вдруг озарила синеву небесной глади. Гром страшной силы напугал всё живое вокруг, ни с того, ни с сего хлынул холодный колючий ливень. Ветер подхватил лёгкого карлика, приподнял над землёй и с силой швырнул на мягкий влажный мох. Полил дождь, он надрывно плакал и маялся под свирепыми порывами ветра. Элиот суеверно ухватился за близлежащую корягу и уткнулся лицом во влажную землю. Буря срывала с деревьев листву, словно решила наказать лес за гостеприимство, оказанное сосной карлику. Вихрь в своём воющем безумстве оторвал карлика от коряги и понёс, закрутив в ветряной воронке, в сторону от гнилого болота. Вдруг гнев стихии прекратился, так же внезапно, как и начался. Порыв ветра с неистовой силой отшвырнул гнома к самому краю болота, туда, где начиналась топкая зловонная жижа, из которой торчали гниющие редкие пучки травы. Какое-то время Элиот пролежал без сознания, но смрадное зловоние, которое источало болото, быстро вернуло его к жизни. Первое, что бросилось Элиоту в глаза – его руки. Это были снова мальчишеские руки, такие, которые он помнил у себя с детства, покрытые веснушками, хваткие, сильные. Рукава от натуги лопнули – одежда карлика стала мала для нового тела Элиота. Неужели? Элиот вскочил на ноги и начал оглядывать себя с ног до головы. Прежний облик! Вот оно – счастье! Снова прежний человеческий облик, его родное тело! Элиот кинулся к краю зловонного болота и приник лицом к булькающей смердящей воде. Неровная рябая гладь отражала мальчишеское лицо рыжего вихрастого мальчугана, усыпанного веснушками. Из болота на Элиота смотрело родное личико из его прошлого, тот самый Элиот, сын купца, которого когда-то выменял колдун в обмен на услугу горестному родителю. Рядом с Элиотом, словно смятая выношенная до дыр одежда, валялось его старое тело. Личина мерзкого колдуна, сморщенная, бездыханная, дряблая, заскорузлая, как чужая маска из прошлой жизни, валялась у ног Элиота и ждала своей печальной участи. Элиот брезгливо пнул её ногой и скинул в бурлящую зловонную болотистую бездну. Высохшая старая плоть колдуна кочевряжилась, её то опускало, то вновь поднимало зловонной чёрной водой, чужая оболочка никак не хотела тонуть. Элиот не выдержал и ткнул не желающую убираться в болото свою старую личину какой-то куцей, обрубленной корягой. Его старая плоть захлебнулась в зловонной жиже и медленно пошла ко дну. Из того самого места, где лежала ущербная коряга, выползла та самая полуслепая гадюка.