И в прошлом своём Заратустра видел, как мельчает человек и душа его, но не мог вообразить не за что он того, что станут люди настолько малы, что нужно им будет столь огромное жилище для своих тел.
–Не нужно мелкой душе большого сосуда для своего тела, так душа будет себя видеть ещё меньше, чем есть на деле, но куда уж меньше?
Но мне было чем ещё сильней причинить ему боль, хоть я и не желал этого. Ведь меньше боли я хотел дать Заратустре неправду.
–Пускай тут и живут съежившиеся души, эти дома стали бы прекрасным склепом для них. Но эти кладбища съели и твои горы, и твои реки. Некуда больше уйти Познающему. Заперли и его средь бетона, а сердце поставили в угол.
Печаль охватила Заратустру. Загоревал он о своей потере. Но вытерев слезу, спросил он
–Так может закрытые души стали одинокими? Может стали они в потолках себе искать звезды? Может, себя они смогут открыть взаперти?
Я не мог ответить честно, завидев искру надежды в глазах старика. Не мог я своей правдой загасить этот яркий, но умирающий огонёк. Но молчаньем пришлось это сделать.
Опустил голову понимающий Заратустра.
–Как же теперь вы становитесь познающими? Как познающий находит учеников своих? Как, отпустив учеников в свободное плавание, ищет врага он себе? Как, одолев себя, познающий становится познавшим?
Намокли мои глаза. Больно было знать, что придётся отвечать. Я упал перед стариком, и сквозь слёзы, сказал:
–Прости нас, Заратустра. Закрылись мы от себя и других. Лишь пострадавшие теперь – познающие.
Моё сердце охватила печаль, грусть обвила своими плетьми сердце. Я представлял, каким стыдом обёрнется для меня то, что успели натворить люди.
О толпе и одиноких.
Шли мы меж исполинов бетонных, и вышли на большую улицу. Что же увидел там взор заратустры? Толпу людей. Очень много муравьёв.
–Моё сердце разрывается от горя, Номен. Как люди ходили по земле и дошли до такого?
Сколь много тут душ. Они все сливаются в одно целое, и своей целой массой одиноки. Никто из них не Я, все лишь Часть, и эти части неполноценны сами в себе. Как могли б быть они милы мне и радовать мои глаза.
Заратустра вбежал в толпу. Я не смог влиться в этот поток, и мог лишь наблюдать что происходило. И то, что я видел – было самым великим ужасом моей жизни.
Вбежав в толпу, Заратустра стал подбегать к людям, спрашивать “Ты ли человек?”, но ему не отвечали. Его сердце затряслось, глаза намокли, но он всё подходил к прохожим и спрашивал “Зачем вы порубили мосты?”, “Почему вы не остались в горах?”. Но и так никто не отвечал, лишь проносясь мимо, бросая позорные взгляды на мудреца. Заратустра не мог этого выдержать больше. Его охватило безумие, его охватила тоска, его охватила грусть. Охватив втроём одного старика, они начали сжимать его сердце, и по нему полилась горячая кровь. Обжигала грудь она, и холодела в сосудах старца. Он рыдал, он кричал, он не хотел чтобы это оказалось правдой.