Поселок был таким же, как он его и оставил, когда уходил в армию, а оттуда на фронт. В окружении гор, полей он был таким родным, что душа радовалась при виде этих красот. Домики в поселке были разные: и мазанки с глиняной крышей, и под шифером (у тех, кто побогаче). Пока никто не ставил новых капитальных строений, да и то сказать, война зацепила многие семьи – кто вернулся инвалидом, кого еще не могли дождаться с фронтов, а кто уже никогда не вернется в родные места: пал смертью храбрых в неизвестных краях. Федор с радостью смотрел, как с пастбищ, покрытых молодой травой, возвращалось стадо, как хозяйки и ребятишки встречали коров. В их усадьбе тоже было две молодые телки. В небольшом магазине, куда часто пацаном бегал за конфетами, работала та же продавщица. И еще он заметил, что в поселке появилось много чеченцев, немало казахов и переселенцы из России, с Украины, каких большинство.
Дома его ждали. Мать и сестры не знали, куда посадить, чем накормить. Мать заказала в соседнее село вельветку для него: не ходить же в военной гимнастерке. Вельветками называли мужскую блузу из мелкого вельвета или из другой теплой ткани: с карманами, на пуговицах, она была в ходу у сельских мужчин. А девушки, незамужние молодки и вдовы с вызовом уже посматривали на бравого парня.
Федор пока отсыпался, ходил в горы, на студеную речку, на широкий луг. За ним старалась увязаться младшая сестра Настя. Она уже была единственной «медичкой» в деревне. Приезжали по разнарядке врачи в ФАП1, но, пожив в поселке месяц-другой, уезжали в города или районный центр. А Анастасия была сначала санитаркой, потом сама одолела курс акушерства, педиатрии, помогала всем, кто обращался в больничку, не отказывала в помощи никому ни днем, ни ночью, если вызывали. Ставила уколы, капельницы, банки, которые тогда были в ходу при лечении простуд, принимала роды – словом, была незаменима всюду.
Другие сестры – Ефросинья, Таисия – пока жили вместе с матерью в этом же доме. Домик был неказистым, маленьким. Его строил еще отец, которого Федор почти не помнил. Закладывал отец баньку, но закончить не успел – умер, а другой муж матери поленился – вместо этого выстроил сарай для скота: тоже нужен был в хозяйстве, а баня оставалась в мечтах.
Ефросинья уже была просватана Марком, который жил на другой улице. Фрося любила его, охотно пошла замуж, ждала, пока Марк подремонтирует свой дом. Он готов был забрать молодую жену сразу, но она тянула с переездом: уж очень хотелось ей, чтобы домик был обновлен.