Много лет назад Арлинг с дядей засиделись за картами в питейной, и один сильно подвыпивший согдианец обвинил пирата в шулерстве. Драки не было. Хватило взгляда Абира – цепкого, обещающего неприятности, застревающего занозой в любом слове соперника. Регарди хорошо помнил его, потому что сам долго и безуспешно тренировался перед зеркалом. И сейчас он впервые был рад тому, что ослеп. Оказаться под прицелом такого взгляда ему бы не хотелось.
– Я в порядке, – прошептал он, пытаясь нащупать руку Абира. – Юнга не виноват, я сам упал.
– Двадцать плетей, – повторил дядя почти в гробовой тишине. – Их получит каждый, кто усомнится в моих решениях.
– И ты тоже, – добавил он, кладя руку на плечо Арлинга.
Вечером Регарди сидел на полу своей каюты и слушал, как бьют человека, спасшего ему жизнь. Любовь к миру, которая переполняла его после купания в море, сменилась на странное чувство тревоги и разочарования. Он думал, что Магда даст ему силы и вернет смелость, но Фадуна не любила легких путей. Регарди мог настоять на том, чтобы юнгу не били, но не сделал этого. Где-то глубоко в нем еще обитал страх, и, наверное, должны были пройти годы, чтобы он исчез без следа. Ему придется научиться жить с ним.
К кровати-гробу прикасаться не хотелось. Арлинг твердо решил, что попросит убрать ее, как только шумиха вокруг его падения в воду затихнет. Бесцельно побродив по каюте, он понял, что заснуть не сможет. Нуф получил уже двенадцать плетей, но по-прежнему не издал ни звука. Регарди вспомнил, как дома пару раз его пороли за непослушание. Роль палача выполнял ненавистный с детства конюх, которому Элджерон доверял наказывать провинившегося отпрыска. Во всех случаях Арлинг орал так, что было слышно далеко за пределами конюшни. Кричал не от боли, потому что били его в полсилы, а от возмущения и обиды. Юнге же должно было быть не только во много раз больнее, но и обидней – ведь он рисковал жизнью ради незнакомого слепого, овоща. Тем не менее, Нуф молчал. И каждый новый свист плети не давал Регарди покоя.
Не выдержав, Арлинг уже известным путем прошел к поручням. В каюте ему казалось, что юнгу наказывали где-то рядом, но на палубе звуки раздавались совсем иначе. Повсюду вздыхали волны, заглушая человеческие голоса и деяния.
– Повторить хочешь? – голос Абира раздался неожиданно, заставив Регарди покрыться испариной и крепко вцепиться в перила. Ему показалось, что звук послышался из самого моря – будто кто-то, плескавшийся в волнах, вдруг заговорил с ним.