– Как же так, Егор?.. Как же
так? – как заведенный повторял он.
Тяжело осев на освобожденный
Григорием стул, доктор с жалостью смотрел на меня.
– Как же так, Егор?.. Как же ты
теперь?..
Трясущимися руками Михаил Игнатьевич
снова скастовал диагностику. Она показала то же, что и раньше, –
полное отсутствие силы во мне. Как ни странно, но я
по-прежнему видел магию, несмотря на отсутствие источника. Видимо,
эта способность как-то уцелела.
Не в силах поверить очевидному,
доктор снова и снова что-то кастовал, но чуда не происходило.
– Хватит, Михаил Игнатьевич,
так вы совсем без сил останетесь, – пришлось вмешаться
мне. – Я уже и так все знаю.
Ссутулившийся доктор закрыл руками
лицо и стал раскачиваться на стуле. Но вдруг встрепенулся и
закричал:
– Я этого так не оставлю!
Я дойду до его величества! Егор, ты только не отчаивайся, мы
что-нибудь придумаем!
– Чем же мне император-то
поможет, Михаил Игнатьевич? Вы же знаете: такие повреждения либо
восстанавливаются сами, либо нет. И наука их пока не научилась
лечить. Тут даже лучшие целители бессильны.
И это было правдой. При всей
своей магии целители могли воздействовать только на физическое тело
пациента, потому-то и лежала моя мать уже год в коме, что ее
источник уснул. Потому-то и бесполезны мне были любые целители,
хоть продайся я со всеми потрохами в какой-нибудь клан для оплаты
лечения.
– Как же так, Егор?.. Как же
так? – опять запричитал доктор.
Во мне стало глухо ворочаться
раздражение.
Что ж вы, суки, раньше-то не
спохватились? Угробили пацана, а теперь причитаете: «Как же так,
как же так?» – А вот так! Каком кверху! А ведь Егор
и к тебе, старый козел, прибегал. Плакался, что нагрузка
непосильная, да и наставник лютует. Только что ты ему тогда
сказал? – «Надо потерпеть, Егорушка. Тяжело в учении –
легко потом». Очень парню это, мля, помогло. А теперь
убиваешься, старый хрен. А вот выкуси! Жил я шестьдесят лет
без магии, и сейчас проживу. И хоронить меня раньше времени не
надо. А то ишь, распереживался он тут, видите ли!
Тем временем в палату явился завуч,
собственной персоной. Егоркино сердечко привычно радостно
встрепенулось, но тут же заглохло, придавленное моей волей.
Ну а ты что теперь мне пропоешь,
дятел долбаный?
В отличие от Егора я не
испытывал никакого трепета перед этой красивой седовласой сволочью.
На его одобрение мне было откровенно начхать, а теперь еще и в
морду хотелось дать.