И это тоже хранилось в его памяти. Свет давно перестал быть его другом, спутником, товарищем. Последние отрезки времени, когда он сидел в кресле с открытыми глазами, его касалась мягкая темнота, скрывающая пыль и беспорядок вокруг. Лишь изредка в окна врывалось сияние фар проезжающих мимо его дома автомобилей. Даже сквозь закрытые веки (то, что от них осталось), свет резал глаза. Сегодня он был слишком ярким, как от паркующийся возле его дома машины. Гости?
Тень пересекла сначала один проем, потом замешкалась, высматривая признаки жизни в тёмных глазах его дома, миновала и второе окно. Какая-то возня за порогом, звон пустых стеклянных бутылок. Стук в дверь.
– … – Его старое имя резануло по ушам, вскрывая нарыв памяти.
– Николаус? – Его горло хрипело и сипело, пересохшие губы не слушались, вытягиваясь в улыбку. – Старый знакомый.
Возвращаться к прошлому через воспоминания было так же болезненно, как проходить через тот белый клуб пара: прохлада, тепло, потом падешь в облако обжигающей боли. Он вынырнул из воспоминаний в реальность, держа в памяти образ Николауса (дядя Николай, друг семьи, отец Алекса). Почти на автомате он поднялся из кресла, подошёл к входной двери, остановился перед ней в раздумье. Теперь в его новой реальности была дверь и два дыхания, по разные стороны от неё.
– Ты дома? – Баритон за порогом совпадал с голосом Николауса из его памяти, но уже не так обжигал и колол. – Я привёз продукты, воду. Извини что так поздно, но мы не смогли до тебя дозвониться.
Повернув ключ в замке, хозяин дома тихой тенью скользнул к своему месту. Кресло под ним тихо скрипнуло, слившись со звуком открывающейся двери. Яркий свет от уличного фонаря нахально ворвался в дом, заставляя прятать глаза под полупрозрачными веками. Заскрипели половицы, закрылась дверь. Гость постоял, привыкая к темноте, царящей в доме. Зашумел двигатель холодильника. Шаги гостя неуверенно направились на тихое гудение компрессора.
– Соседка, Элиза, обеспокоена твоим самочувствием, … – Свет из открытого холодильника резанул по глазам. Сморщившись от произнесённого имени, хозяин дома едва успел опустить веки, удерживая своё сознание от падения в воспоминания, смерчем картинок закружившихся в его голове. Приняв его гримасу за физическую боль, Николаус закрыл холодильник. Зашуршали опускаемые на пол пакеты. – Если тебе так неприятно твоё имя, то как мне тебя называть?