– А вы полагаете, человечество опять решило оправдать человечество?
– Я полагаю, что нам пора поужинать, – профессор решительно схватил свое пальто. – В конце концов, точно мы никогда не узнаем, особенно учитывая, что культ медведеубийства, похоже, мы переняли у неандертальцев. Как вы находите эту преемственность поколений?
– Занятно, – размышлял я, выходя из аудитории, – а откуда взялись бурые медведи, если пещерные исчезли?
– Оттуда же, откуда появились слоны после исчезновения мамонта, – ответил Альберт, запирая кабинет.
Я тупо уставился на него, не понимая ответа, хотя и ощущая в воздухе сарказм. Альберт закатил глаза.
– Перестаньте, пожалуйста! Слоны не являются потомками мамонтов, как бурые медведи – потомками пещерных медведей!
Я смутился, припомнив картинку генеалогии слонов в зоологическом музее Санкт-Петербурга. Потом мысли как-то утекли в тот бар на Владимирском проспекте, ее потрясающую грудь третьего размера и пущенную на ветер неделю.
Похоже, все это время я смотрел профессору в глаза.
– А кроманьонцы не являются потомками неандертальца, вы же помните? – остановил он поток моих ассоциаций.
– А как же насчет четырех процентов генов неандертальцев в нашем геноме? – парировал я.
– Это другое. Это любовь. Пойдемте уже поедим, черт подери.
Я сделал заказ и перевел внимание официанта на профессора.
Немного странно было наблюдать татуировки на предплечьях, над закатанными рукавами белой учительской рубашки. В кафе Hard Rock звучал Bon Jovi, когда Альберт заказывал себе фалафель. И это тоже было странным. Хотя не до такой степени, как его мотивация к рассказу, которую я до сих пор не успел разгадать.
– Альберт, все-таки зачем вам это?
Он отпустил официанта.
– Вы про фалафель?
– Я про эту историю. Зачем вы тратите свое время на этот рассказ малознакомому человеку?
Профессор облокотился на спинку кресла и задумался на секунду. Зазвучал трек Queen «Under Pressure».
– Вы наверняка думали над вопросом, что вы оставите после себя? – наконец ответил он, – машины, дома, деньги и дети, разумеется, не в счет.
– Насчет машин солидарен, – отвечал я, облегченно вспоминая тот день, когда продал машину, – пардон, а что с детьми-то не так?
– А что так?
– Ну как! Это же наследие. Ну… это… как бы…
– Ну? – Альберт внимательно следил за моими мыслительными потугами.