Минуты тикали. Не прошла я и половины квартала, как в кармане завибрировал телефон. Я не ответила, лишь немного замедлила шаг. Три гудка и сброс. Пауза. Снова три гудка. Сброс. И снова пауза. Я сжала аппарат ладонью в кармане и чуть ускорила шаг. Остатки времени неслышно испарялись над землей, не ведая страхов и сомнений…
Дверь подъезда панельной многоэтажки была приоткрыта. Узкий пролет, пятый этаж, щуплая перегородка из отходов древесной промышленности среди четырех аналогичных. Легкое давление на металлический рычаг и символическое препятствие ликвидировано. Прежде чем пересечь порог, я постучала. Никто не ответил. Лишь кафельный пол отозвался глухим эхом. Мы с домом молча ждали, потонув в жужжание вызванного кем-то лифта. Я постучала еще раз, и выждав недолгую паузу, переступила порог. Узкая прихожая, заваленная коробками и старыми вещами, в углу пара растоптанной обуви. Я сделала широкий шаг, стараясь не задевать предметы неизвестного мне назначения, и прошла в межкомнатный дверной проем. За его пределами царил полумрак. Окна были плотно зашторены. По центру комнаты поставлены два старых плетеных стула, стол покрытый скатертью с вышитым орнаментом, на столе – приборы: чашки, блюдца, тарелки. Вдоль стены – потертая кушетка с подушками, напротив – стеллаж с книгами. С потолка – лампочка в тканевом абажуре. Окинув продолжительным взглядом открывшиеся перспективы впервые за долгое время я ощутила то, что французы называют «дежавю», будто уже когда-то стояла на этом месте, именно в этом обшарпанном проеме, где-то на рубеже набирающего обороты дня и сумрачной тени….
Незатейливые переливы клавишных звуков вернули меня в ощущения реальности. Я прошла вглубь комнаты, прежде чем смогла различить некрупную мужскую фигуру у противоположной стены за громоздким гробообразным фортепиано. Он небрежно перебирал клавиши. Не корчился в напряжение, – играл, будто разминался. И хотя воспроизводящиеся пассажи пришлись мне не по вкусу, было слышно, что техника у него отличная. Бросил играть он так же неожиданно, как и начал, – резко, прямо посреди пьесы. Затем порылся в нотах, отыскал что-то нужное, и только после этого обозначил мое присутствие.
– Не знала, что вы ко всему еще столь превосходно музицируете, – обратилась я, находясь под прицелом его глубоких глаз.