Это дом, где в морозы злые
не шатаются шатуны.
Если ходят сюда чужие,
то всегда под себя, в штаны.
Чем приветит начальник стражи,
не прозреть мне без понта всуе.
Ни прознать, ни представить даже
интуиция не рискует.
Понадеясь, как встарь, на чудо,
я войду, сторонясь зеркал.
Пусть глазеют углы отовсюду
и по-детски претит овал.
Пусть у стен прорастают уши
и рентгеновые глаза
облучают нам злобой души.
Будь, что будет. Я всё сказал.
***
Здесь в поле вечность,
а в городе спешка, забав пустых беспечность,
здесь в лесу вечность,
а в городе нужда цепочкой бесконечной,
здесь в реке вечность,
а в городе корзина дум, как млечный,
скелетов тьма и просят лето,
обретая глубину земли – конечность
(И. Леонтьев).
Спешу проспектом, как скелет,
что нынче вырвался из шкафа.
И под кустом мне места нет,
и за углом не минуть штрафа.
Везде полиция, народ,
пестрят беспечные туристы.
А мочевой пузырь зовёт
в поля, где озимь колосиста.
А он зовёт меня в леса,
где всё зверьё, меньшие братья,
нет, не возвысят голоса,
коль буду рощу орошать я.
Я ощущаю зов реки,
её призыв пополнить русло.
Пускай глазеют рыбаки —
им не понять поэта чувство!
Отринув дум пустых толпу,
кляня постылую беспечность,
мечусь по городу в поту.
И каждая секунда – вечность!