Звякнул тостер. Доминик в оцепенении смотрел, как бармен кладёт перед ним поджаренный кусок хлеба, как достаёт откуда-то сыр и кусок ветчины, а затем венчает всё это веточкой зелени. Он не заметил, как Эрик бросил на него озабоченный взгляд исподлобья, прежде чем удалиться.
До этой минуты всё, что с ним происходило, казалось пусть и странным, но не таким уж необычным эффектом таблеток, и вдруг сейчас – только сейчас – Доминика накрыл неподдельный ужас от мысли, что он по-настоящему сходит с ума. Ему могли мерещиться разноцветные драконы и говорящие статуи, он привык к любой чертовщине. Но ни разу, на самом глубоком дне самого паршивого прихода ему не являлась она. Ни разу за все эти годы он не произносил вслух её имени.
– Габи, – он ощутил знакомое послевкусие от сочетания этих звуков, а значит, он действительно вчера сказал это. Вот только кому?
Доминик отказывался отпускать последнюю соломинку и признавать, что разговаривал с пустотой. Бывало, он общался и с куда менее земными существами, чем курящие девушки, но это происходило в те блаженные часы, когда он и самого себя не очень-то осознавал. А вчера он не был под кайфом, он помнил шумную компанию, о которой упомянул Эрик, и даже ту чёртову песню, что действовала ему на нервы. А если так, то либо он и вправду сходит с ума, либо девушка была настоящая. Скорее всего, у неё просто была похожая стрижка или что-то ещё, что вызвало воспоминания. Только и всего. Игра теней, не более.
Доминик гнал от себя её образ, но бесполезно – он встал перед глазами ясно, как и вчера. Слишком много совпадений: волосы, черты лица, улыбка, а самое главное – смех. Так смеялась только Габи – немного неуклюже, если так можно сказать о смехе. Она смеялась, как человек, который не умеет этого делать. За все годы, что он её знал, это было единственное, чему она так и не научилась.
Но каким бы реальным ни казался вчерашний призрак, это был только призрак. Нет такой силы, которая вернула бы Габи сюда. Надо признать это, признать, что он, похоже, действительно плох, если видит такие галлюцинации наяву. Это очень паршивый знак в сочетании с бесконечными кошмарами. Похоже, они решили добить его, выбравшись за пределы снов.
Доминик задумчиво надкусил тост. Рот сразу наполнился слюной, и он понял, что просто чудовищно голоден. Как всегда, Эрик распознал это лучше него. Он сосредоточился на вкусе ветчины и сыра, которые в какой-нибудь другой день показались бы ему дешёвой гадостью, а сегодня были лучшей пищей на земле. Пожалуй, нужно попросить бармена приготовить ещё три-четыре штуки.