Водитель «Волги», уверенный, что вставший у обочины самосвал его пропускает, не снижал скорости. Но тот вдруг задергался, затем – скакнул, словно козел, и, в секунду оказавшись на асфальте, перегородил «Волге» дорогу.
Страшный удар, как и рассчитывал сидевший в кабине самосвала, пришелся на заднее колесо. «ЗИЛ» качнулся, но устоял. И стало тихо.
Блондин не спеша вылез из кабины, но, прежде чем подойти к разбитой «Волге», аккуратно вернул не подававшего признаков жизни Серегу на его шоферское место, наклонил чуть вперед, положил его руки на баранку. Затем он подошел к слегка дымящейся груде металла, еще недавно бывшей легковым автомобилем, заглянул в то, что еще недавно было кабиной. Одного взгляда было достаточно понять, что щупать пульс водителю и тому, кто сидел рядом с ним, нет необходимости.
Блондин сунул руку в разбитое окно, достал лежавший на коленях у мертвого пассажира портфель, открыл его, пролистал бумаги, вытащил несколько страниц, спрятал их под свой дождевик, остальное вернул на место.
Вдали послышался звук мотора. Блондин накинул капюшон дождевика и скрылся в придорожных кустах. Через некоторое время из кустов на тропинку, ведущую к лесу, выехал на мопеде, к раме которого были привязаны удочки, – ничем не примечательный рыболов. Накрапывавший с утра дождик стал к этому времени сильнее, поэтому надвинутый почти на глаза рыболова капюшон длинного дождевика выглядел вполне уместно. Проезжавшие, начавшие останавливаться возле места страшной аварии, на него и внимания не обратили.
Первое десятилетие ХХI века, Россия
Гром ударил одновременно с молнией. Раскатисто, резко. Серо-голубая вспышка на мгновение осветила прятавшиеся в ночи верхушки гор, поросшие мелким лесом и кустами, спускающуюся вниз с горы широкую тропу, на глазах превращавшуюся из утоптанного пути в подобие мелкой горной речки, две фигурки на этой тропе в дождевиках и оранжевых касках. На фоне разбушевавшейся в ночи природы они казались совсем маленькими. Но все же наблюдателю, если бы таковой вдруг невероятным способом оказался в это время и в этом месте, можно было бы различить, что один из путников – невысокий, плотный, его товарищ, напротив, длинный и худой. Словно клоуны в цирке.
Эшонкул, тот, который коренастый, поскользнулся, схватился рукой за колючий куст и уже, наверное, в четвертый раз проклял себя за то, что вызвался провожать в такую ночь этого тощего олуха Рузи. Вот уж верно – олух, никчемный человек. Одни беды от него. То лопату сломает, то шпатель потеряет. А тут придумал забыть свой ящик с инструментами. Хотя, размышлял Эшонкул, стараясь удержаться на тропе, еще днем казавшейся намертво утоптанной сапогами строителей, как было не пойти с Рузи? Ведь земляки. Оба из Куляба. В такую погоду этот ишак Рузи один точно пропадет. Эшонкул и сам был уже не уверен, туда ли они идут, и вообще – где они сейчас. Фонарь почти не пробивал темноту, замешанную на все усиливающемся дожде. И уже не дождь это был, а настоящий ливень.