В последовавшей далее беседе участие Ратникова-младшего было весьма и весьма умеренным. Отец с Николаем Петровичем наперебой и несмешно шутили исключительно для того, чтобы скрыть некую неловкость положения, а не потому, что хотели очаровать собеседницу. Да и представить себе, кому бы этого могло хотеться, Стас, как ни старался, не мог. Галина Борисовна же ничуть не смущалась и задала ему несколько показавшихся нелепыми вопросов про образование, тягу к выпивке и карьерные устремления.
– Да я, между прочим, на Нью-Йоркской фондовой бирже была, еще когда в Станкоимпорте работала. Да что вы… – Она снова махнула рукой. – На практику я вас точно возьму. А вот насчет работы вы приходите в понедельник, молодой человек. С вами поговорит наш начальник управления, он из отпуска возвращается как раз. Его зовут Мирза, – обратилась она к Стасу, но, кажется лишь для того, чтобы подвести разговор к действительно интересовавшей ее все это время теме. – Николай Петрович, ну вы денюжек-то не забудьте прислать в конце недели?! Конец квартала, вы же понимаете. Нормативы!
До этого момента Стас слышал что-то только о нормативах ГТО, но по тому, как женщина молитвенно сложила руки и с наигранной преданностью кротко посмотрела на Николая Петровича, понял, что речь идет о чем-то очень важном. В этом взгляде было все – и мольба, и алчность, и, наконец, сокровенное знание того, почему, во-первых, работу Стас все же получит, а во-вторых – почему отцовский товарищ столько лет остается верен своему креслу в той самой заштатной полугосударственной конторе. Деньги стоят денег. Особенно, если они чужие и почти бесхозные.
Ратниковы ехали домой на старом «мерседесе», который когда-то, почти восемь лет назад, казался Стасу символом новой жизни. К чему еще можно было стремиться? Чего еще можно хотеть, когда совсем недавно ты был простым постсоветским школьником, радовался, что наконец-то с негласного благословения новой власти учителя разрешили снять пионерский галстук, который, по правде говоря, и не был никаким свидетельством несвободы, а только лишь раздражал необходимостью кое-как завязывать замысловатый узел после урока физкультуры. Как и для всей страны, для одноклассников Ратникова-младшего это эфемерное ощущение так и непонятой свободы обернулось гуманитарной катастрофой и вылилось в гуманитарную же помощь в виде сухого молока и прочей второсортной гадости от сопереживающих сверстников из Канады и Америки. Стас волею судьбы и благодаря стараниям отца этот период жизни вспоминал без содрогания, грустя лишь о том, что мечтам и надеждам тех лет не суждено было сбыться. Тот самый «мерседес», телевизор с большой диагональю (и чем она была больше, тем весомее казалась роль телевизора в олицетворении благополучия семьи) и, конечно же, первый компьютер PC AT 286 в комплекте с приставкой SEGA MEGAdrive II – все это в сознании подростка являлось неоспоримой, но обманчивой гарантией безбедного существования и верными признаками того, что жизнь идет так, как надо. И, что важнее, так и будет идти: телевизор, видимо, скоро должен занять всю стену, игры на компьютере всегда будут лучше, чем у соседа, а «мерседес» – мощнее всех остальных машин на дороге. Но все это обязательно будет в будущем. Сейчас же, пока одноклассники с радостью тащили из школы пакеты с гуманитарным сухим молоком, Стас мог небрежно отказываться от капиталистических подачек, прекрасно зная, что дома его дожидается целая коробка не менее капиталистического, но гораздо более вкусного Snikers, который после нескольких месяцев ежедневного употребления почему-то стал подозрительно похожим по вкусу на столь ненавистную с раннего детства овсяную кашу.