Он несколько раз пырнул в гнездо, и из него выпали 2 розовых птенца.
– Де-е-ер-р-р, – ещё раз крикнула птица и взмыла высоко в небо, оставляя своих детей, которые ещё не успели ни опериться, ни покрыться шерстью.
В грядущие морозы шансов у них всё равно не было.
Алла Перовская
Я ХУДОЖНИК – Я ТАК ВИЖУ
Он знал, что колкость глаз не колет, но больше не захотел носить колючки. Устал таскать на своей спинке листочки и грибы. Ай, всё!
Теперь он Ёшик! Шипеть и шиковать он и не думал. Ёшик знал, что он художник, как Кандинский или Брюллов, но точно не хуже.
Ёшик собрал все краски лета и окунул свои ешовые ладошки в пузатую баночку. Охра, белила, гороховый и ультрамарин.
Штрихи, мазки, брызги. Полотно оживлялось с каждым прикосновением ешовых пальцев.
– Мой гештальт закрыт! – закончив писать картину, гордо оповестил собравшихся зевак Ёшик.
Косо смотрела утка, олень удивлённо вскинул бровь. Заяц, если мог, то покрутил бы у виска. И только ворона, сидевшая на ветке сосны, с интересом рассматривала холст.
– Да ну вас! – отмахнулся от соглядатаев Ёшик и достал новый холст. А ворона, распушив лисий хвост, полетела навстречу розовой луне.
Мораль – Учи Жи. Раскачай свою Ши. Или о чём тогда говорить?
За домом, в развалившемся сарае, жил странный код. Тихо жил, незаметно. Днём спал, ночью охотничьи угодья проверял и подбирал то, что другим было не надобно.
Жильцы дома побаивались его: шрамы, неровности, недосказанность. Мало кто знал, что под пиратской внешностью скрывался мягкий, как пластилин, кодик.
Сам код тоже мало что понимал про себя, но одно знал точно: про него сложили песню.
Странную и очень красивую песню.
Пела её Глафира Андреевна, семидесятилетняя одинокая дама, по понедельникам и средам, когда приходила домой с репетиции хора ветеранов.
Песне предшествовал ритуал: белая скатерть, запотевший графин из морозилки с прозрачной сорокаградусной жидкостью, селёдочка с луком и постным маслом, кусочек бородинского хлеба и рюмочка на тонкой ножке.
Проглотив «сладенькую» и понюхав колечко лука, свисающее с вилки, Глафира Андреевна открывала форточку, задёргивала тюль, садилась на старый табурет и, привалившись грудью к подоконнику, певуче зазывала жителя сарая.
– Кодi тэ, кодi тэ, кодi тэ гуляйтӧм. Кодi тэ, кодi тэ, кодi завлектӧм…