Я поцеловала ее и отметила, что она по-особенному пахнет – молочком. А какие нежные были у нее щечки! Мне отчаянно захотелось укутать ее и забрать к себе в комнаты, положить в свою кровать и не расставаться ни на минуту.
Нежно прижимая ребенка к груди, я ходила по комнате, и мысли текли плавно, спокойно. Я впервые испытала необъяснимое чувство радости и счастья от того, что являюсь одной из тех, кто дал начало новой жизни. Я представила, что, наверное, вот так же, прижав к сердцу, ходила со мной моя мама, качала меня, баюкала и пела колыбельные. Новое, необъяснимое чувство возникло внутри, и мне захотелось, чтобы оно длилось как можно дольше: «Надо бы распорядиться, чтобы колыбельку перенесли в мои покои. Я ее мама, и кроме меня никто не сможет о ней позаботиться так, как я. Ах, как это чудесно: видеть ее маленькое тельце и распахнутые глазки. Они смотрят на меня, и душа переполняется счастьем. И пусть я не кормлю ее, да и не хочу этого делать, всё равно, она моя и должна все время находиться рядом со мной.
Каждую секунду я должна видеть маленькое личико, которое напоминает о сумасбродных минутах моей жизни. Эта девочка стала самым большим, но таким приятным конфузом, который только мог со мной произойти! Нестираемое, неопровержимое доказательство бесшабашности моих мыслей и необдуманности деяний. Вот он, плод той странной, давно позабытой любви, того чувства, которое уже почти стерлось из моей памяти. И вряд ли когда-либо возродится в событиях наступивших дней…
Даже если бы я хотела разыскать ее отца, то, наверное, не смогла бы. Ведь я понятия не имею, где он обитает. А он? Он так больше нигде и не объявился. Бросив мне те высокопарные слова, пропал, видимо, не смея нас беспокоить… Ну и Бог с ним! Зато он оставил мне такую прекрасную девочку, которая не принадлежит этому иуде, псу-предателю, этой деревенщине! И она не несет никакого поганого наследия, которое смогло бы вырастить из нее деревенскую тетеху, подобную его сестрице или матушке».
Вот этому я была действительно искренне рада. Я не горевала, что Федор мне изменяет, но страдала от того, как изощренно он пытается расправиться с моим отцом…
Вспомнив о неприятном, я занервничала, и Софийка почувствовала это. Она сморщила носик и начала хныкать, а потом и вовсе расплакалась. Я беспомощно держала ее на руках и совсем не знала, что делать…